Несколько молодых индейцев нырнули в одну из хижин и вынесли оттуда здоровую лохань, до краев наполненную каким-то буроватым варевом. Потом из двери хижины высунулась голова Чарли, и он присоединился к остальным.
— Что это за бурда? — спросил я его, когда старик индеец наполнил тыквенную бутыль и подошел ко мне.
— Напиток индейцев, — сказал Чарли. — Кашири. Очень крепкий. Никогда не пробовал кашири, хозяин?
Мне не понравилась его улыбка. Старик протянул мне бутыль, я взял ее и с опаской понюхал эту жидкость. У нее был кисловатый запах, как у простокваши. Я сделал глоток. Напиток был похож на смесь арроурута и капустного рассола… Чарли, продолжая улыбаться, зачерпнул из лохани полную бутыль, выпил и с видом знатока почмокал губами.
— Макуши умеют делать кашири, — объявил он. — Скажешь о'кей, а?
— Оно плохо пахнет! — ответил я.
Только к вечеру я понял, почему он все время улыбался. После обеда я поспал несколько часов, а потом вышел из дымной хижины на яркий дневной свет. Вокруг глубокой лохани на корточках сидели несколько старых индианок и что-то делали. Меня это заинтересовало, и я подошел поближе. Около каждой из них лежала кучка клубней маниоки. Они брали их в рот, жевали и выплевывали кашицу, обильно смоченную слюной, в лохань.
Оглянувшись, я увидел широкую улыбку Чарли. Он показал своим коротким пальцем на лохань и сказал:
— Кашири!
— Что?
— Кашири! — повторил он снова. — Сначала льют речную воду, кладут две-три рыбьи головы, бананы, немножко ямса. Выставляют дня на три, на четыре на солнце. Очень крепкая кашири… Тебе плохо, хозяин?
— Нет, — солгал я. Меня выворачивало наизнанку…
С восходом солнца мы снова были в пути. Чарли хотел еще задержаться, и мне пришлось долго его отговаривать. Теперь я узнал еще одну черту его характера — Чарли был упрям, как мул. Зачем спешить? — был его девиз (как, впрочем, и большинства встреченных мной индейцев). Не уехали сегодня, так поедем завтра, не завтра, так послезавтра, не послезавтра… и так далее. Да и жарко очень, и кашири полна бутыль! Нередко, даже когда мы плыли довольно быстро, Чарли вдруг сворачивал к берегу и устраивал стоянку.
И никаких объяснений. Моих вопросов он не замечал. Приготовив еду, Чарли обычно садился курить трубку и курил ее до вечера, а часто до поздней ночи, тратя драгоценное время. Можно было сойти с ума, но мне приходилось мириться с этим. Протестовать было бесполезно. Только намекнув на очарование жены номер два, живущей в племени ваи-ваи, я смог уговорить его покинуть жену номер один и сняться с места. Но не прошло и часа, как начал шалить мотор. Он почти перестал тянуть и в конце концов заглох совсем.
