Смешанные чувства боролись во мне, я подошла, уселась рядом и прикоснулась к его плечу, вливая силу. Он сначала дёрнулся, отшатнулся, но потом позволил. Мне было не жаль, энергия во мне так и бурлила. Через минуту он уже не выглядел как живой труп.
— Спасибо, — негромко проговорил, не глядя на меня.
— Почему ты здесь? — пытливо спросила я, — я думала, тут кроме меня не бывает никто, в этом месте всегда пусто.
— Вот именно поэтому, — усмехнулся Волька, — мы никогда особо не дружили, правда, Вилка?
Я осторожно наклонила голову.
— Теперь я думаю, что напрасно. Ты здесь одна не такая, как остальные.
Я попыталась возразить, но он остановил меня жестом и продолжил:
— В тебе гораздо больше Света. Чем ты думаешь, даже Стефан — не будь он идиот — заметил это. Тем ценнее ты ему. По сути ты — Светлая, потому наиболее важно завладеть тобой Тёмному отделению, понимаешь?
— Не понимаю…
Волька махнул головой.
— Это я ни рыба, ни мясо… Как сейчас уже понимаю — я никогда не был Воином по призванию. Слишком труслив и слаб духом.
— Но раз ты это понимаешь, значит ты это можешь изменить!
— Да, я и решил всё изменить. Я решил уйти. Совсем. Не моё это, Вилочка, ни Светлое, ни Тёмное. Вся эта борьба… Я слишком много знаю об этом, чтоб жить простым человеком. Хотя принимать пассивное участие всё же легче. Потому я и принял решение отдать кольцо и покинуть Школу.
— Ты не боишься?! — ахнула я, — Стефан просто так никого не отпускает, по желанию…
Вспомнилась гибель Антона.
— Знаешь, мою прежнюю трусость, как корова языком слизала! — Волька весело посмотрел на меня, — не боюсь! Совсем! Будь что будет! Остаться я не могу тоже!
— Если ты из-за ребят, то зря. Они поймут… — не слишком уверенно проговорила я.
— Меня они не волнуют, — покачал головой он, — я думал, что нет человека, который меня здесь ещё волнует… оказалось, что есть. Вилка, скажи, что ты обо мне думаешь?
Я растерялась.
— Ну… я не знаю. Мы пришли в школу в одно и то же время и это было не так давно…
Я не успела тебя ещё узнать толком…
Я понимала, что несу чушь, но и правда, не знала, что ему ответить.
— Ладно, — усмехнулся Волька, — я сам виноват, что не открывался никому. Кроме, пожалуй, Ганса. Но и он при всей своей серьёзности и уму тоже предан идее. А это заведомо несвобода.
— Почему? — не поняла я, — в чём несвобода?
— И Тёмные, И Светлые — все они несвободны, как бы не кричали каждый о своей свободе и обособленности. Служа идее, невозможно отстраниться от мира…
