— Ну что там? — спрашивает меня милиционер.
— Похоже, Андроповское шоссе. Выбраться совсем не возможно, если только ночью.
— Идем дальше? — спрашивает Ольга.
— Идем.
Через метров двадцать коллектор пересекает, абсолютно сухой тоннель, он чуть повыше и на него надо забираться по бетонным ступенькам.
— Ой…, я здесь была два года назад, — вспоминает Ольга, — искала по координатам проход в подвалы церкви.
— Нашла? — спросил я ее.
— Нет.
— А это куда проход? — спрашивает Криволапов.
— Такие туннели делают метростроевцы, видите по стенке тянутся четыре высоковольтных кабеля, но они обычно, в целях безопасности, в конце галерей ставят стальные двери или решетки… Дело в том, что это выход на рельсы.
— Так он может быть уже в метро?
— Нет. Двери закрываются на задвижку с той стороны, а на решетки вешают замок
— Так, теперь мы куда?
— Коля, он пошел сюда, — кивает Оля на отвод.
— С чего ты взяла? — недоумевает сержант.
— Здесь сорвана паутина.
— Смотри, сержант, — показываю я на стены, — видишь след руки, он шел по коллектору к нам на встречу, здесь на переходе постоял и пошел дальше, дошел до металлической трубы и вернулся сюда обратно, здесь свернул в тоннель.
— Значит все ощупью…
— Да. У него фонаря нет.
— Ребята, идите за мной, я знаю эти места, — говорит Оля и уверенно поднимается в галерею.
Она сворачивает в сухой тоннель. Здесь много паутины и крыс, которые сначала остолбенеют, попав под пучок света, а потом решительно удирают, стараясь не отрываться от световой дорожки. Тоннель заворачивает, проходим еще метров двадцать и тут раздается грохот. Фонарь у Ольги в руке вдребезги разлетается. Она пятится назад и упирается мне в грудь.
— Там…, я его видела…
Опять грохот и Ольга дернувшись, валится на дно.
— Оля…
Я роняю фонарик и падаю на нее, началось такое, что не передать. Криволапов палит из автомата в черноту тоннели над нашими головами, на встречу тоже стреляют. Грохот такой, что уши заложило, только крошка от стен иногда валится на наши головы. И вдруг наступила тишина, звенящая, зловещая тишина. Осторожно шевелюсь и поднимаю голову. Фонарь Криволапова, как и мой лежит на бетоне и тупо освещает стенку. Ольга лежит нелепо боком, головой ко мне. Пытаюсь толкнуть ее.
— Оля…, - тихо, она не шевелится, — Оля… Оля.
Хватаю, лежащий рядом фонарик, освещаю ее лицо. Оно все в крови, из губ тоже течет кровь.
— Оля, что с тобой, ты ранена?
Молчит. У шеи пульсирует жилка, значит жива.
— Криволапов, ты где? — вспоминаю о милиционере.
