Дочь Птолемея | страница 3



То там, то в другом месте курчавились вершинами деревья, скрывая собою постройки. Кипарисы и пальмы росли обширными рощами вперемешку с развесистыми могучими кедрами и пирамидальными тополями.

Птицы захлопали крыльями, резкий крик карликовых попугаев неожиданно оборвался, и они вспорхнули, как разноцветные яркие бабочки, перелетев на левую сторону парка.

Привлеченная шумом, Клеопатра, поднявшись на носочках, поглядела вниз. Почти бегом, сильно напрягаясь, два худых эфиопа вели под уздцы белоснежного коня. Легкий султан из страусовых перьев качался между острых подрагивающих ушей. Конь приседал, подпрыгивал, мотал головой, разбрызгивая с черных губ белую слюну. Рабы тщетно пытались его сдержать. То был подарок Гнея Долабеллы, бывшего наместника Сирии, погибшего в Лаодикии. Коня по её приказу каждое утро проводили под окнами опочивальни, чтобы напомнить ей о ясноглазом римлянине, одном из близких её друзей.

Звонким голосом Клеопатра позвала своего любимца: "Эрос!"

Рабы остановились, но жеребец протащил их за собой, выгибая тонкую шею с длинной гривой.

— Пустите его! — распорядилась она.

Освобожденный конь, словно пущенная стрела, помчался по песчаной дорожке в глубь парка; длинная грива взвилась, хвост вытянулся на лету. Радостное ржанье замерло вдалеке. Рабы побежали следом.

Клеопатра улыбнулась, наблюдая за ним, ибо бегущий конь был ещё более прекрасен, чем при ходьбе. Утренняя встреча со своим любимцем добавила к её бодрости уверенность в удачливом дне. Да соизволит Исида подарить ей радость. Она так этого хотела.


2. СПАСИ МЕНЯ ОТ ГОРЕЧИ И НЕВЗГОД

По мере того как она углублялась в покои дворца, прохлада становилась ощутимей; легкий сумрак густел в углах, едва означая очертания предметов.

Рабыни и служанки исчезали, завидя её, лишь скульптуры богов оставались на своих местах, бесстрастные, равнодушные к человеческой суете. У ног Сераписа, высившегося почти до потолка, горела лампада; огонь освещал его снизу, и бог из белого мрамора казался желтым, точно выточенный из слоновой кости. То было изображение молодого мужчины, бородатого, усатого, с длинными, до плеч, завитыми волосами. Обликом он напоминал Зевса или Асклепия, с той только разницей, что на голове он держал изящную корзиночку с плодами и фруктами, ибо прежде всего люди ждали от него здоровья и плодородия.

Перед Исидой, в соседнем зале, она остановилась. Не было случая, чтобы царица, возвращаясь в свою опочивальню, не прочла, пусть короткую, молитву у ног богини. То была не египетская Исида с маленьким Гором на коленях и большими коровьими рогами, поддерживающими солнечный диск, на голове, а эллинская, в тунике и столе, с диадемой, изображающей луну; в левой руке богиня держала за ручку кувшин с нильской водой, а в правой систр. То была добрая, прекрасная лицом богиня, защитница всех страждущих и нуждающихся.