Хармион небрежно ответила, пожав плечами:
— Конечно же прельстится!
— Еще бы ему не прельститься! Хотя она и стерва порядочная, наша Арсиноя, но девка не из последних. Все у неё на месте и мордашка соблазнительная. Да ещё знает, как напустить порчу и сглаз и одурманить своими чарами. Так что Антоний, который без женщин, наверное, и заснуть-то не может, полетит в этот дурной Эфес, как пчела на сладкое. А когда этот герой размякнет, как они все размякают, стоит им показать голую коленку, он захочет её попробовать… А потом, сама знаешь — она внушит ему, что её надо восстановить на царство…
— Ну и что? — не поняла Хармион, к чему Ирада говорит ей такую простую истину.
— А то, что в Риме находится завещание нашего царя, где сказано, что Клеопатра должна править царством совместно с братом своим, Птолемеем. И госпожа наша так бы с ним и царствовала, если бы бог Тот не призвал его в страну сплошного мрака, в страну Запада. А раз Антоний возведет Арсиною, моли бога, чтобы этого не случилось никогда! — то Октавиан будет иметь повод вступить в Египет, — как бы для того, чтобы восстановить справедливость, а на самом деле прибрать его к рукам и уничтожить Антония, который, дескать, нарушил завещание царя. Вот что может произойти, непонятливая моя Хармион.
— Умница, Ирада! — похвалила Клеопатра свою служанку за сообразительность, слезая с ложа и оправляя задравшийся подол. — Так оно и будет, если пожелают боги.
Хармион задумалась, ибо рассуждения Ирады глубоко задели её самолюбие, она не хотела уступать и мучительно искала слабую сторону в её высказывании.
— Я согласна, что любой дурак так бы и поступил, но Антоний, мне кажется, совсем не тот человек, за которого его Ирада принимает. И пусть Арсиноя ведьма, ей все-таки не удастся очаровать его настолько, чтобы он не видел, в чем его настоящая выгода. Зачем же в таком случае он шлет нам сердитые письма? Зачем приехал этот непутевый Нофри? Да еще, говорят, какой-то легат пожалует следом.
— А ты бы как поступила? — съехидничала Ирада.
— Я-то?
— Да, ты, душа моя! Представь себе, что ты тот самый Марк Антоний и есть.
Хармион посмотрела сначала на свою торжествующую подругу, потом на успокоившуюся и как бы скучающую Клеопатру, стоявшую у ложа.
— Можно мне сказать правду, госпожа моя?
— Говори, Хармион, — последовало высочайшее разрешение.
— Будь я мужчиной да будь у меня та же власть, что у Антония, да такие же сорвиголовы, я бы — слышат боги! — я бы постаралась привлечь внимание прежде всего Клеопатры, госпожи нашей, потому что она законная царица Египта и ещё потому, что она благородная, прелестная женщина, которую не любить нельзя. Вот что бы я сделала, Ирада, будь я мужчиной. А этой Арсиноей я бы совсем не прельстилась. Ну и что из того, что она красива и может напустить порчу? Таких бабенок повсюду — хоть в Ниле топи!
