– Ты погляди лучше, который час. Работа кончается в три, и члены постоянного комитета уже разошлись.
«Как?… Члены постоянного комитета?… – мелькнула в голове Хуа радостная мысль. – Значит, и в землячествах установилась система комитетов?…»
Он понял, что мир переменился за эти годы.
– Хорошо! – энергично заявил Хуа. – В таком случае я подожду здесь. Торопиться некуда: все равно мне негде переночевать. Буду ждать хоть до завтра!
– Ну уж дудки. Нет таких правил!
– А меня это не касается. Надо же найти где-то пристанище.
Швейцар усмехнулся, но тотчас спрятал улыбку и заорал:
– А ну, проваливай живей! Не уйдешь, полицейского кликну!
Молодой человек, не говоря ни слова, удобно расположился в кресле. Швейцар с бранью кинулся на улицу.
«Должно быть, и впрямь побежал за полицейским, – решил Хуа. – Ну и ладно! Зато дадут ночлег».
И он совсем успокоился. Однако швейцар вернулся не с полицейским. За ним следовал тощий господин лет сорока, одетый в китель суньятсеновского покроя.[2]
Неизвестно, что, собственно, внушило этому человеку уважение к Хуа, но он оказался чрезвычайно учтивым.
– Почтенный брат пожаловал к господину Чжао Сюю? – спросил тощий господин. – Могу ли осведомиться, что привело вас к нему?
– Э… э… Так… Есть одно дельце.
– Почтенный брат впервые в Шанхае?
– Да нет, не впервые, но… Меня только что выпустили из Западной тюрьмы…
– Откуда?
– Из Западной тюрьмы. Пять лет назад я участвовал в революции и распространял на проспекте листовки. Меня арестовали и вот только сегодня освободили.
– Пять лет назад?
– Ну да, пять лет. В то время Шанхай находился под властью маршала Сунь Чуань-фана. Тогда… – Молодой человек горделиво расправил плечи, голос его приобрел ясность и звучность: – …национально-революционная армия как раз собиралась выступить в поход на север…[3]
Сообщая об этом, Хуа был уверен, что его революционные заслуги – достаточное основание для того, чтобы получить еду и ночлег. Но тощий господин не удостоил их вниманием. Он презрительно хмыкнул и набросился на швейцара:
– Ты стал совсем несносным! Не разобравшись, что и кто, лезешь докладывать!.. – Он повернулся к выходу.
– Постойте! – схватил его за руку Хуа. – А где же мне ночевать?
Тощий окаменел, потеряв дар речи, крошечные глазки его трусливо забегали.
Вытирая вспотевший лоб, швейцар и подошедший на помощь лакей стали надвигаться на Хуа, но тощий знаками остановил их, со страхом уставившись на правую руку Хуа, засунутую в карман.
