Мать, дитя – что с ними сталось? Бросились ли они в море? Не в силах прокормить малыша, мать утопила его и последовала за ним?
Он пожал плечами. На то она и жизнь! С нее и спрос. Лефор выбил пепел из трубки и обернулся к своему спутнику, чтобы посмотреть, уснул ли тот.
Виллер удобно расположился на соломе, скрестив руки на коленях.
Держась в тени, Ив заметил, что шевалье наблюдает за ним с улыбкой.
– Мессир! Похоже, вы предались нынче вечером воспоминаниям, – сделал вывод Виллер. – Так на вас подействовала Франция? Черт побери! Могу поклясться, что вы оставили в тропиках славную подружку или что-то в этом роде.
– Скорее наоборот, – сказал Ив. – Впрочем, это не имеет значения. Лучше пуститься в погоню за судном, чем за призраками!.. Однако вы же не станете отрицать, что после двадцатилетней разлуки с родиной можно уделить ей немного внимания…
– Так вы любите эту страну?
– Тысяча чертей из преисподней! – вскричал Ив. – Уж во всяком случае, она не сделала меня добрее! Дьявольщина! До чего наивна молодость!.. Перед вами, шевалье, жертва облавы. Так вот, не завидую я этим господам, если кто-нибудь из них попадется мне под руку; как верно то, что меня зовут Лефор, так я отправлю их ad padres[1] раньше, чем отец Фейе успеет произнести Ave!
– Ну, милейший! – развеселился Виллер. – Что у вас за манера примешивать чертей к имени отца Фейе! Если бы он вас услышал, вряд ли ему бы это польстило!
– Признаюсь, он, – произнес Ив тоном раскаивающегося грешника, – этот монах – очень достойный человек, и я напрасно употреблял в связи с его именем выражения, оскорбительные для его слуха. Но, черт возьми, это вина отца Фовеля! Нет на земле большего наглеца, чем наш монах-францисканец; можете верить: все знакомые мне ругательства я услыхал из его уст…
– Ну, ну, не горячитесь, – остановил его Виллер. – Вы, несомненно, славный человек, хотя выглядите угрожающе. Дай Бог, чтобы большинство людей имели такое сердце, как у вас, ведь вы добры, правда, Ив Лефор?
– Зовите меня капитаном, – негромко попросил Ив. – Я люблю, когда произносят мое звание, ведь я завоевал его с эспадоном[2] в руках. Мне приятно думать, что я возвращаюсь с этими вот нашивками в страну, где был жалким типом, годным разве что для галер!
– Вы правы, капитан, – согласился шевалье. – Что же касается отца Фейе, он, несомненно, тоже славный человек. Но я хотел бы знать, зачем он приехал в эту страну…
– Так вы же сами, приятель, сообщили мне об этом в каюте у капитана Бельяра в Бас-Тере. Вспомните! Он едет к королю за утверждением ее превосходительства госпожи Дюпарке в должности генерал-губернаторши Мартиники…
