Франц все больше и больше привязывался к МакКэндлессу. “Боже мой, он был умнейшим парнишкой”, – еле слышно скрипит старик. Говоря это, он не отводит взгляда с полоски песка под ногами. Затем он умолкает. Медленно согнувшись, Рон стирает воображаемую грязь со своей ноги. Его старческие суставы потрескивают в неловкой тишине.
Вновь он заговорил лишь через минуту. Глядя в небо, он углубляется в воспоминания о временах, проведенных им в компании юноши. Нередко во время его визитов лицо МакКэндлесса темнело от гнева, и он начинал клеймить своих родителей, политиков или всепоглощающий идиотизм жизни типичных американцев. Не желая ссориться с мальчиком, Франц предпочитал во время таких взрывов помалкивать и дать ему выговориться.
В начале февраля МакКэндлесс объявил, что отправляется в Сан Диего, заработать побольше денег на Аляску.
– Тебе не надо туда ехать, – запротестовал Франц. – Если нужны деньги, я их тебе дам.
– Нет, ты не понимаешь. Я должен ехать в Сан Диего. И я отправляюсь в понедельник.
– Хорошо, тогда я тебя отвезу.
– Не смеши меня, – фыркнул МакКэндлесс.
– Я все равно туда собирался поехать, – соврал Франц, – пополнить запасы кожи.
МакКэндлесс смягчился. Он свернул свой лагерь, оставил почти все пожитки у Франца – он не хотел шляться по городу со спальником или рюкзаком – а затем уехал со стариком через горы к побережью. Когда Франц попрощался с МакКэндлессом на набережной в Сан Диего, шел дождь. “Мне было очень тяжело расставаться с ним”, – говорит Франц.
19 февраля МакКэндлесс позвонил Францу, чтобы поздравить с восемьдесят первым днем рождения. Он помнил эту дату, ему самому исполнилось двадцать четыре ровно неделей раньше. Он признался Францу, что не может найти работу.
28 февраля он отправил письмо Джен Буррс:
Привет!
Целую неделю живу на улицах Сан Диего. В первый день здесь адски лило. Миссии тут отстойные, и меня замаливают до смерти. Работы нет, так что завтра двину на север.
Я решил отправиться на Аляску не позднее первого мая, но сперва должен немного заработать, чтобы экипироваться. Возможно, вернусь и поработаю у друга в Южной Дакоте. Не знаю, куда теперь отправлюсь, но как приеду, обязательно напишу. Надеюсь, у тебя все хорошо.
Всего доброго. Алекс
Пятого марта МакКэндлесс отправил еще по письму Буррс и Францу. Записка к Джен гласила:
Привет из Сиэтла! Я стал настоящим бродягой! Это правда, я теперь путешествую по рельсам. Очень забавно, жаль, что я не запрыгивал на поезда раньше. Есть и минусы. Во-первых, ты становишься грязным как свинья. Во-вторых, приходится сталкиваться с чертовыми ментами. Я уже сидел в экспрессе до Л.А., когда около десяти вечера ментяра нашарил меня своим фонариком. “Убирайся отсюда, пока я тебя не пристрелил!” – заорал он. Я выбрался, и увидел, что он и вправду вытащил револьвер. Навел на меня пушку и прорычал: “Если хоть раз я увижу, что ты отираешься около поездов, тебе не жить! А теперь исчезни!” Что за придурок! Я все же оказался тем, кто смеется последним, когда через пять минут залез в тот же поезд и благополучно добрался до Окленда. Буду на связи,
