-- Ой, Люб, осторожнее! Разобьешься -- я ж тебя не соберу! -- зеленоволосая цапнула его за рубаху. Люб вернул голову в комнату и весело отряхнулся:
-- Ладно уж, ради тебя не буду.
Темулли в благодарность поцеловала приятеля в щеку, и оба покраснели.
-- Какая дама? -- Мадре очнулся и тоже посмотрел в окно, стоя рядом со мной. Снизу раздавались крики и смутно виднелись очертания коней, кареты и факелов, размытые стеной дождя. Мевретт повернулся к сыну:
-- Алиелор, подойдите. Кто это там?
-- Не имею ни малейшего понятия, -- отозвался Сианн и, вероятно, сообразив, что такой ответ выглядит непочтительно, добавил, -- отец.
В это короткое слово элвилин сумел вложить столько сомнения и нежности, что я вздрогнула.
-- Сегодня день такой, что все падают нам на голову, -- продолжил Алиелор.
Я на подначку не обратила внимания. Одрин, которого что-то всерьез обеспокоило -- тоже.
-- Дама называется! Вопит, как резаная, -- Люб демонстративно прикрыл уши.
-- Кричит, что по делу, -- добавила Темка.
Мевретты дружно отмахнулись и приникли к влажному стеклу, едва не столкнувшись лбами. Дождь понемногу стихал, и силуэты внизу стали более отчетливыми. Мадре нахмурился:
-- Кажется... я уже где-то это видел... стоит неудобно, герб не разглядеть.
-- А как карета по лесу проехала? Только вокруг замка поляна, а так чащоба и бурелом... дорожка узкая, -- припомнилось мне. -- Алелор, это вы наворожили?
-- Что вы, сударыня, -- отозвался черноволосый с легкой ехидцей. -- Я не умею.
-- Мгла! -- ругнулся Мадре. -- Как же я сразу не понял! Подожди чуть-чуть... -- и он вылетел в коридор. Примерно с минуту оттуда доносился его раздраженный голос -- мевретт отдавал указания. Потом голос отдалился и умолк.
-- Боюсь, мне тоже лучше пойти за ним, -- Сианн поклонился в своей обычной насмешливой манере. Мы с детьми остались стоять у окон.
Происходящее внизу в потоках ливня и дрожащем факельном свете казалось нереальным. Точно я смотрю внутрь стеклянного шара, заключающего вороных, запряженных в черный экипаж; даму, высунувшуюся из-за кожаных занавесок; зубчатую стену леса в ореоле вспыхивающих то и дело голубоватых молний... Картина была и размытой, и странно выпуклой. Я могла рассмотреть мельчайшие подробности и услышать каждый вздох и звук, вплоть до жирного чвяканья грязи под конскими копытами...
Гостья бесновалась. Голос у нее был пронзительный и свербящий, до рези в ушах, и даже громовым раскатам заглушить его не удавалось.
