Ко мне подошел Двояшкин, присел рядом. В овраге что-то загремело: пустые консервные банки или котелки. Гитлеровский пулемет снова заговорил.
— По какой цели он стреляет? — спросил я. — Кто уронил котелок?
— В овраге много раненых новичков. Это они возле медпункта гремят котелками, — ответил Двояшкин.
— За подранками охотится! — возмутился я. И тут же решил во что бы то ни стало найти пулеметчика и продырявить ему голову.
С рассветом закипел бой, и я, сменив под этот шумок позицию, наконец обнаружил «охотника за подранками». Его голова тут же попала в перекрестье моего прицела. Пулемет замолк.
После этого выстрела я спустился в овраг, к раненым новичкам, что прибыли вчера ночью. Очень важно было знать, где и при каких обстоятельствах они были ранены. Особенно меня интересовали пулевые ранения. Ведь каждая рана имеет свою особенность и может подсказать, какие стрелки появились тут у противника.
У входа в санитарный блиндаж сидел широкоплечий, коренастый солдат. Его черные глаза блестели испугом и радостью, и где-то в глубине их теплилась та острая солдатская шутка, с которой бойцы даже перед смертью не расстаются. Рот солдата был закрыт широким бинтом. Винт на подбородке насквозь пропитался кровью, побурел. Рядом с каской лежала какая-то порванная книга без обложки, а между ее листами — огрызок простого карандаша. На больших грязных руках солдата, на гимнастерке виднелись запекшиеся следы крови.
Он был ранен еще вчера утром.
Степан Сафонов — значилось у него в солдатской книжке.
— Как это тебя, Сафонов, угораздило подставить голову под фашистскую пулю?
Солдат посмотрел на меня укоряющим взглядом. Видно, хотел послать подальше, но я терпеливо ждал ответа. Наконец он взял карандаш и написал на листке книги нервным почерком:
«Ты, видать, так твою растак, еще не нюхал моей зуботычины. Хочешь, дам?..»
— Пожалуйста, — ответил я, — только не раздражайся и помоги мне установить, где и как тебя ранило. Это очень важно.
Только из третьего исписанного листка я узнал, что Сафонова ранило в рот, когда он прикуривал от цигарки товарища.
— А где тот солдат, что дал тебе прикурить?
«Мой друг, Чурсин, остался на передке, ждет своей очереди, ему тоже скоро влепят», — последовал письменный ответ.
Я зло выпалил:
— Растяпы! Мы целую неделю на высоте, но своих голов фашистам не подставляли, а вы ночь переждали — и половина команды вышла из строя. Как это получилось?!
Сафонов что-то начал писать в ответ, но я уже не стал читать, убежал на свои позиции.
