– Так и есть. Мустафа Кемаль направляет страну на новые рельсы. Последние султаны были изгнаны вместе с Османской империей пять лет назад. Теперь здесь имеется конституция. Полигамия упразднена. Больше никто не обязан носить фески, а вместо арабского алфавита вводится латинский.
– А чем им фески не угодили? Они мне как-то импонировали.
– Они напоминают о султанах, гаремах и отсталости Османской империи.
– Если шляпу у кого-то отобрать, то недолго и по шее схлопотать, – заметил Шеннон.
– Тут ты, наверно, прав, – рассмеялся Инди.
– А ты хоть что-нибудь хоть когда-нибудь забываешь? – откинувшись на спинку стула, Шеннон скрестил руки на груди.
– В каком смысле?
– Ты всегда извлекаешь на свет факты, – Шеннон изобразил жест фокусника, вынимающего кролика из пустого цилиндра, – будто они лежат у тебя на подхвате.
– Это придает мне интеллигентности, – развел руками Инди. – Таково требование профессии. Во всяком случае, хотя бы изредка.
– Дьявол, да я до вчерашнего дня и понятия не имел, что Стамбул был Константинополем и Византией.
– На самом деле лишь часть Турции была византийскими владениями, зато вся она входила в Римскую империю.
– Вот об этом я и говорю!
Когда друзья кончили есть, зрители успели утратить к ним интерес, так что сопровождавший их по Крытому базару эскорт рассеялся. Они пересекли площадь Султанахмет, украшенную бассейнами, фонтанами и цветочными клумбами, направляясь к византийскому собору, нареченному Айя-София, что означает храм Святой Софии.
– Хочешь осмотреть храм? – предложил Инди.
– А чего в нем особенного?
– Да ты сам погляди! Он должен был стать самым внушительным из когда-либо выстроенных храмов. В шестом столетии ни одно здание во всем мире не могло с ним сравниться. Византийцы утверждали, что его поддерживает золотая цепь, спущенная с небес.
– Не люблю я осматривать старые церкви. Это лишь пустая шелуха. Вместилище духа – не отдельные здания, а весь мир в целом.
– Я же не говорил, что мы идем смотреть на Бога, – пожал плечами Инди.
– Пожалуй, я лучше схожу на телеграф. Может, мне прислали телеграмму. На твою фамилию посмотреть?
– Несомненно. Почему ж нет?
Приехав в Афины, Шеннон послал телеграмму матери, сообщая, что пребывает в добром здравии, и спрашивая, что случилось в Чикаго после его отъезда.
Инди никаких телеграмм не ждал – вот разве что Маркус Броуди решит выслать депешу. Направляясь ко входу в собор, Инди думал о последнем разговоре с Маркусом в Нью-Йорке. Сначала Инди изложил перипетии своей преподавательской карьеры, затем сообщил об экспедиции, членом которой собирается стать. Но на сей раз Броуди, обычно с готовностью принимающий необычное, изумил его, посчитав, что Инди с отчаяния впутался в сомнительное предприятие, и предложив поработать в музее.
