А Кожинов? Он не понимает суть сказанного Лосевым? Понимает! Он не понимает, к какому лагерю относится Лосев, не понимает, что (если использовать их с Байгушевым "понятийный подход") Лосев — "отнюдь не Пинский"? Прекрасно он это понимает! Прекрасно понимает и то, что лосевские оценки сразу проблематизируют здоровый консерватизм Бахтина (здоров ли в духовном смысле консервативно-антисемитский гуру "русской партии", влюбленный в ультрагедониста и ультралиберала Рабле?). Раз так, то проблематизирован и здоровый консерватизм яростных поклонников Бахтина, включая Кожинова. А также — здоровый консерватизм самой этой "русской партии". А также… впрочем, не будем забегать вперед.
Подчеркнем лишь, что при наличии такого текста Лосева — Кожинову крыть нечем. Остается недоговаривать и низводить духовный конфликт к "любовному треугольнику".
Возвращаясь к Лосеву, с сожалением опускаю сочные эпитеты, которыми он награждает Панурга. А также — адресации Лосева к Дживелегову. И многое другое. Пусть читатель сам почитает "Эстетику Возрождения". И убедится в том, что восхваления Рабле Панурга — это, по сути, возведение на пьедестал нашего новорусского "хорька", разнузданного, гедонистического, циничного, вульгарного. Я же вынужден перейти к ознакомлению читателя с тем, что Лосев называет третьей стороной творчества Франсуа Рабле. Лосев пишет:
"Дело в том, что материализм подлинного Ренессанса всегда глубоко идеен и земное самоутверждение человеческой личности в подлинном Ренессансе отнюдь не теряет своих возвышенных черт, наоборот, делает его не только идейным, но и красивым и, как мы хорошо знаем, даже артистическим. У Рабле с неподражаемой выразительностью подана как раз безыдейная, пустая, бессодержательная и далекая от всякого артистизма телесность. Вернее даже будет сказать, что здесь мы находим не просто отсутствие всяких идей в изображении телесного мира человека, а, наоборот, имеем целое множество разного рода идей, но идеи эти — скверные, порочные, разрушающие всякую человечность, постыдные, безобразные, а порою даже просто мерзкие и беспринципно-нахальные. Историки литературы часто весьма спешат со своим термином "реализм" и рассматривают эту сторону творчества Рабле как прогресс мирового реализма. На самом же деле о реализме здесь можно говорить только в очень узком и чисто формальном смысле слова, в том смысле, что в реализме Рабле было нечто новое. Да, в этом смысле Рабле чрезвычайно прогрессивен; те пакости, о которых он с таким смаком повествует, действительно целиком отсутствовали в предыдущей литературе. Но мы, однако, никак не можем понимать реализм столь формалистически. А если брать реализм Рабле во всем его содержании, то перед нами возникает чрезвычайно гадкая и отвратительная эстетика, которая, конечно, имеет свою собственную логику, но логика эта отвратительна. Мы позволим себе привести из этой области только самое небольшое количество примеров. Часть этих примеров мы берем из известной книги М.М.Бахтина о Рабле, однако нисколько не связывая себя с теоретико-литературными построениями этого исследователя, которые часто представляются нам весьма спорными и иной раз неимоверно преувеличенными"
