Они шли весь день, почти не встречая сопротивления. К вечеру достигли деревушки, где сделали привал. В деревушке было всего шесть домов, желтых, кособоких, крытых камышом; в сумерках они казались невесомыми. Это была бедная деревня, бедная еще в мирное время, а первый день войны окончательно разорил ее. Сопротивления здесь не оказывали, но двое крестьян лежали убитые, один дом горел, и все погреба были разграблены. На одном еще уцелевшем доме был прибит плакат с надписью: "Немецкие рабочие и крестьяне, не стреляйте в своих советских братьев!" Иозеф сорвал плакат и сжег его.
- Здесь мы поставим виселицу, - сказал майор.
Он приказал выгнать из домов всех жителей деревни и собрать их на площади. Нашлись восемь крестьян, двенадцать крестьянок и восемь детей.
Майор вызвал из круга двух девочек. Он приказал повесить их в отместку за смерть своей дочери.
Девочек увели, их поставили к стене дома и велели поднять над головой руки. Они не произнесли ни слова, они не плакали, словно ничего другого и не ожидали. Сзади них стояли часовые с заряженными винтовками, с примкнутыми штыками, похожими на широкие ножи, остро отточенными, ослепительно блестевшими немецкими штыками, теплый отблеск огня струился по широкому желобку, выточенному посередине штыка, чтобы с него могла лучше стекать кровь.
- И правильно, нужно кончать с этой сволочью, - сказал Иозеф.
- Этого не может быть, - прошептал Томас.
Он побледнел. - Ведь они не виноваты, - пролепетал он.
- Большевики всегда виноваты, - сказал Иозеф.
Его взгляд упал на Томаса.
- А что, тебе их жалко? - спросил Иозеф.
Томас молча покачал головой. Он чувствовал, какая все это ложь.
- Дружище, - сказал Иозеф, - дружище, тебе жалко этих русских? Да ведь это сброд, это клопы, которых надо давить!
Он потянулся.
- Я сам вызвался их повесить, - сказал он. - Вешать - это искусство. Карл умеет, он нас научит.
Быть палачом - почетная обязанность, как сказал Геринг. Нужно всему научиться. Я их повешу.
Да, я их повешу, я, да, я.
Он посмотрел на Томаса.
- Ну что? - спросил он.
- Уйди, уйди отсюда, - сказал Томас. Его глаза застлало пеленой, синей пеленой.
Иозеф рассмеялся и ушел.
- Это убийство, да, это убийство, а ты убийца! - крикнул Томас.
Он видел, как они устанавливают виселицу.
- Ты убийца, - повторил он.
Вдруг он увидел, что у солдат, стоявших возле виселицы, выросли звериные головы и заслонили человеческие лица: волки, гиены, свиньи. Совершенно отчетливо увидел он, как их лица побелели и распух"
