Когда в коридоре прозвучал звонок — воскресенье не считалось уважительной причиной, чтобы дольше обычного оставаться в постели — Боб медленно открыл глаза и сел. Вначале он двигался сонно, потом, вспомнив, что сегодня его очередь, соскочил на пол, босиком пробежал к окну, закрыл его и снова прыгнул в постель, где и начал одеваться. Его товарищ, наслаждавшийся правом оставаться под одеялом, пока не будет закрыто окно, тоже сел и начал нащупывать одежду.
Он не смотрел на Роберта и поэтому не видел удивленного выражения, мелькнувшего на лице Киннэйрда, когда тот увидел засунутый в туфель листок бумаги.
Боб достал записку, быстро прочел и сунул ее в карман. Первой мыслью его было, что кто-то — вероятно всего, сосед по комнате — его разыгрывает. В его характере было не доставлять шутнику ожидаемого удовольствия. В течение утра он чуть не свел Охотника с ума своим равнодушием, но он не забыл о записке.
Боб просто ждал, когда окажется в одиночестве. В своей комнате в отсутствии соседа он достал записку и снова внимательно перечитал ее. Первоначальное мнение его оставалось вначале неизменным, затем ему пришел в голову вопрос. Кто мог знать о происшествии вчера вечером?
Конечно, он рассказал сестре, но ни сестра, ни доктор не будут организовывать такой розыгрыш и не расскажут никому, кто на это способен. Возможно другие объяснения, они, вероятно есть, но самый легкий способ проверить — принять записку за правду. Боб заглянул за дверь, в шкаф, под кровати. Он был достаточно нормальным, чтобы не хотеть, чтобы его все же разыгрывали.
Затем он сел на кровать, посмотрел на пустую стену напротив окна и сказал вслух:
— Ну, ладно, посмотрим ваши теневые картины.
Охотник был ему благодарен.
Есть своеобразное удовольствие вызывать значительные результаты минимальными усилиями. Такое удовольствие испытывал теперь Охотник. Ему нужно было лишь на долю миллиметра утолщить полупрозрачную ткань, окружавшую полочки и колбочки на гладком дне глаза Хозяина, так что чувствительные нервные окончания в определенном порядке переставали воспринимать свет.
Он привык к этому маневру и проводил его почти без усилий, но результаты были очень существенны. Боб вскочил на ноги, он замигал, потер глаза, но на стене по-прежнему виднелось слово «спасибо».
Слово слегка расплывалось, когда он смотрел. Когда он поворачивал голову, надпись тоже поворачивалась. Она чем-то напоминала ему пятна, которые изредка видишь в темноте.
