– И на вас!!! Я десять лет учился, двадцать лет практиковал, а вы… вы… со своим… – Доктор вдруг горько заплакал, закрыв лицо руками. – Оденьтесь, больной, осмотр закончен… – прорыдал он.
Пашка не знал, что ему делать.
Ни чувства юмора, ни фантазии у доктора не оказалось. Сплошной прагматизм, научный интерес и карьерный рост – всё то, что в Пашином сумеречном мире не стоило и яйца выеденного. Одно Пашка понял: доктор действительно ничего не знает о его гибели и никого не подозревает.
– Не плачьте, – попросил он Фрадкина. – Если вы ничего не знаете о моей смерти, кроме того, что это несчастный случай, то я… полетел!
– Стой!!! – заорал доктор и снова нажал какую-то кнопку, от которой взвыла сигнализация. – Стой! Может, песню споём? Выпили всё-таки…
– Какую песню?
– Как родная меня мать провожа-ала, – с чувством пропел Фрадкин, отрубая сигнализацию.
– Э-эх! – подхватил Пашка. – А как дальше слова?
– Как родная меня мать, хер их знает, провожа-ала!
– Эх!
Пашка обнял доктора из какой-то вдруг накатившей жалости и понимания.
– Как родная меня мать… хер, эх, хер, эх!!
Славка Орлик проснулся оттого, что где-то кто-то пел про мать и другие неприличные вещи.
Он проснулся и сразу вспомнил удивительные, страшные, необъяснимые события прошедшего дня.
…Спасение от огня и дыма пришло, вернее, примчалось в виде угрюмого, волосатого и огромного как скала садовника Стёпы. Он одним ударом выбил запирку, подпиравшую дверь снаружи, на руках вынес Славку и Лидию, причём, обоих сразу – Славку левой рукой, Лидию правой. Стёпыч положил их на траву и затушил бушевавший пожар в два счёта, таская откуда-то сразу по две бочки воды.
– М-м-м-м, – мычал Стёпыч, и, наверное, это выражало крайнюю степень отчаяния, потому что горели его владения, его милая, уютная банька, всегда готовая к приёму гостей. – М-м-м! – выливал он бочки с водой на огонь, и тот шипел, терял силу и гас, словно смертельно боялся этого снежного человека.
Фрадкин прибежал через двадцать минут. Вернее, пришёл быстрым шагом.
– Ну, и где ваш пожар? – ехидно поинтересовался он у сидящей на земле Лидии.
– Вы издеваетесь, Сэм Константинович? – с трудом выговорила Лидия. Её лицо покрывал слой сажи.
– И дверь снова не заперта! – указал на распахнутую дверь бани Фрадкин. – Всё опять как всегда. Низкий гемоглобин и больные фантазии на почве нетрадиционной сексуальной ориентации. Вставайте! – подал он Лидии руку.
– Вон человек пожар тушит! – заорала на него Лидия, засучив от бессильной злобы кулаками в воздухе. – Спросите у него, что здесь было!
