— Так, так! — живо заинтересовался Лазарев.
— Ну вот, вхожу: начальник сидит, чай пьет с леденцами.
"Что ж, говорит, можно! Пойдем!"
Сели в машину. Он и говорит: "Я должен тебя предупредить, что сам я снаряды не делаю. Я только заказчик. Делает рабочий класс. Кадровые мастера и… наши с тобой сестры, матери, дети.
Ты им только скажи, что тебе мало, — они поднажмут".
Он это сказал, и я понял его. Только советский человек мог так, по-советски, меня отстегать… "Не надо, говорю, товарищ генерал, ни одного снаряда сверх вашей разверстки… Грех попутал! Простите!" "Прощаю, говорит, и если придется к случаю, скажи там своим артиллеристам. Да и пехотинцам скажи… что такое советский снаряд".
— Точно! — вздохнул Лазарев. — Я сам сиротой был. Слепца водил… Потом в Красную Армию вступил как полковой воспитанник. Матери письмо написал: "Дорогая мама, я, слава богу, большевик!.." Меня с тех пор в деревне так и прозвали: "Слава богу большевик…"
Пока происходил этот разговор, свершилось чудо. Выпустив более сорока снарядов, немцы прекратили огонь.
Володя вышел из укрытия. Земля вокруг была вся изрыта.
В одной из самых больших воронок лежали раненые.
На видном месте сидел Брагин Иван. Одна нога у него была в шине. Рядом с ним с перевязанной головой сидел Ступышев.
Тут же была Люся.
Раненые продолжали прибывать. После того как огонь прекратился, кто как мог добирался сюда.
Показались еще два солдата с носилками — пожилой и молодой, пожилой был с петлицами старшины. На носилках лежал командир роты Кавешников. Люся подошла к нему. Кавешников слабо отстранил ее, сказав:
— Сейчас! Я только распоряжусь! Ага!.. — И вдруг, сильно поморщившись, прикусил нижнюю губу. — Партийный билет," посмотри, цел? — спросил он старшину. — Так! Хромовые сапоги возьми себе. Часы-Васе… Это письмо матери. И деньги… ей! Что я еще хотел сказать? Ага! Белкину скажи, чтобы винтовку чистил. Она у него в самую последнюю минуту отказала… Проследи! У меня все!.. Сестра! — мягко позвал он. — Я много потерял крови… сильно холодею… голова кружится… кончаюсь… Положи мне под голову свои руки! Вот так. Спасибо! А это кто там стоит? Комбат! Товарищ комбат! Батя… Слышишь меня?
— Слышу! — проговорил Лазарев, который не подходил к раненому, чтобы не мешать ему проститься с товарищами.
— Отбили! — сказал Кавешников. — Дождик помог верхний…
Успел для меня выпросить… А сам… Я ведь догадался, когда связь прервалась…
— Что из того, — сказал Лазарев, — когда я жив, а ты…
