"Так это ж тот самый, что подсаживал бойцов на бруствер в запасном полку!" — радостно отметил Володя.
Рядом с комиссаром, облокотясь друг на друга, уснули два молодых офицера. Еще дальше спал Усов.
Вдруг Володе показалось, что машина покачнулась, стала делать неистовые скачки.
Где-то треснуло с такой силой, будто раскололась пополам скала. Машина сильно накренилась, выровнялась, снова поскакала и наконец врезалась в какие-то деревья.
— Слезай! Приехали! — сказал Климов. — Уже приветствует!
Ужасно не люблю такого подхалимства!
Володя уже несколько дней находился в полку Климова. Чем больше узнавал Володя батальон, роту, взвод, тем более вырастал в его глазах командир полка. В роте самым большим человеком представлялся командир роты. И даже тот молодой офицер Кавешников, который так весело и озорно отшучивался в кузове машины, оказалось, отвечал за очень важный участок фронта, и подчинявшиеся ему люди, разные по возрасту и образованию, считали его очень большим человеком.
Сначала Володя как-то оробел от такого открытия. Природная его склонность перевоплощаться в каждое новое лицо, которое занимало его, и как бы растворяться в этом новом лице, теряя на время свою собственную личность, делала с ним то, что некоторое время он как бы жил этой чужой жизнью во всех ее состояниях.
Володина записная книжка не могла вместить всего, что в эти несколько дней вместила его душа. Он как бы дышал полной грудью и не мог надышаться. Уже не думал он о том, что и как будет писать. Одна мысль тревожила его мысль о том, что он сам себе позволил эту роскошь созерцателя, исследователя в чисто художественных целях, что он этим может подвести редакцию.
Если бы он мог на время забыть о том, что он должен оперативно писать для редакции!
Если бы ему представилась возможность находиться здесь не день, не два — все видеть, все испытать, все выносить в своей душе и лишь потом взяться за перо! Если бы он чувствовал себя вправе оставаться здесь, сколько ему потребуется. "Как можно это устроить? С кем поговорить? Кто вправе разрешить это?"
Мысль его невольно обратилась к Харитонову:
"Вот кто облачен такой властью, что все вправе сделать. Он может!"
На одно мгновение перед ним возник образ командующего, каким он его знал и видел, и вдруг дерзким и самонадеянным показался себе Володя с этой своей мыслью.
"Кто я и чем могу доказать, что обладаю мастерством писателя, которое давало бы уверенность, что результатом этих исследований будет талантливое произведение искусства?"
