— Здесь, — сказал старик, ткнув в сторону палкой. Обшитый металлом набалдашник звякнул о прикрепленную ржавыми шурупами к кирпичному фасаду дома номер 122 небольшую эмалированную табличку, на которой было написано «БЛЭК» и ниже более мелкими буквами «Редкие и диковинные птицы». Фасад был закрыт решеткой, но сквозь мутное стекло мистер Пэникер разглядел клетки с остроконечным верхом, отдаленно напоминавшие азиатские домики, и, кажется, даже трепетание перышка из птичьего крыла или хвоста, призрачно, словно легкий ветерок, взметнувшего пыль. Негромкий, но оживленный свист прорезал сумрак магазина, оконное стекло и жалюзи, делаясь все громче и сложнее по мере того, как к нему привыкал слух викария. Без сомнения, обитатели лавки были встревожены стуком.
— Никого нет, — сказал мистер Пэникер, прижавшись лбом к по-утреннему прохладной стальной решетке. — Не надо было приезжать в понедельник.
Старик поднял трость и несколько раз ударил по решетке с жуткой свирепостью, сверкая глазами при грохоте стали. Когда он прекратил стучать, еле различимые в темноте обитатели магазина устроили ужасный переполох. Старик стоял с поднятой тростью, грудь его вздымалась, на щеке виднелась капелька слюны. Вызванный его яростью шум отзвенел и смолк. Огонь в стариковских глазах погас.
— Понедельник, — печально проговорил старик. — Мне следовало это предвидеть.
— Может быть, нужно было заранее позвонить, — предположил мистер Пэникер. — Назначить этому Блэку встречу.
— Безусловно, — ответил старик, опустил трость на мостовую и, весь обмякнув, тяжело на нее оперся. — В спешке я… — Он вытер щеку тыльной стороной ладони. — Похоже, такие практические соображения оказались вне моего… — Он качнулся вперед, и мистер Пэникер схватил его за руку, на этот раз старику не удалось оттолкнуть викария. Он смотрел невидящими глазами на немой фасад магазина, и в его лице читался лишь намек на обычное беспокойство пожилого человека.
— Ну-ну, — бормотал мистер Пэникер, пытаясь не заметить и скрыть жестокость собственного разочарования, вызванного неожиданным провалом их поисков. Он начал этот день, не выспавшись, напившись и пребывая в размышлениях о разбомбленном доме своей жизни. Бессмысленный брак, никудышный сын, неудовлетворенность профессиональных амбиций — все это было словно разбитые окна, обожженные обои и искореженные кресла, а поверх этих обломков, как снегопад из пепла, как висящая в воздухе неуничтожимая дымовая пелена, как один обугленный слой за другим, идущие вниз до самого фундамента, присутствовало осознание собственного безбожия, сомнения и неверия, удаленности своего сердца от сердца Господня. И воздушный налет поменьше, тот, что никого не касается, упавшая бомба — случайная и бездумная, как все бомбы — приезд и убийство мистера Ричарда Шейна. В момент взрыва рухнула вся прогнившая постройка, как будто — так писали в газетных отчетах — сотни крыс, живших за стенами здания, вдруг потеряли укрытие, были подняты в воздух и с удивлением успели забыть о своих зловредных повадках, прежде чем их тела посыпались на землю тошнотворным серым крысиным дождем. И все-таки — об этом тоже писали в газетах — иногда благодаря таким взрывам по случайному блеску обнаруживались удивительные сокровища. Редкие, изящные вещицы, которые, неизвестные и незамеченные, когда-то давно были укрыты в стенах домов. Сегодня утром на лондонском шоссе, когда старик в плаще из шерсти и дождя бросился к нему в машину, мальчик Лайнус Штейнман, потерявший все и лишившийся друга, точно так же открылся ему, маленький и одинокий, стоящий среди груды серого пепла и глядящий с тоской в небеса. Мистер Пэникер не очень-то рассчитывал — не так он был глуп, — что находка исчезнувшего попугая, принадлежащего мальчику-беженцу, восстановит смысл и цель его жизни, но он был готов довольствоваться и гораздо меньшим.
