Все ради тебя, говорит она, потирая замерзшие руки. Сукин ты сын!
Мэри закидывает сумку на плечо и решает, что в Кардифф пойдет все равно. Но деньги транжирить не собирается, даже на автобус: доходит, стерев ноги в кровь и клокоча от злости, до главной дороги и поднимает руку.
Все глубже и глубже. Сон, который, как мама думала, уже не придет никогда, накрывает ее. Автобус трясется по Пэрейд, останавливается, снова трогается, и звяканье колокольчика кондуктора, гул пьяных разговоров вплетаются в ее сны.
Эй, ты! Я тебе, тебе!
Мужчина размахивает салфеткой как сигнальным флажком.
Я сказал — два «Лэмз»! «Лэмз»!
Мэри хочется вырвать у него салфетку и запихнуть в глотку. Но она виновато улыбается, ставит отвергнутые стаканы обратно на поднос и несется к бару. Это ее второй вечер в баре Лючано. Ей что ром, что коровье молоко. А они чего только не требуют: джин с имбирной, ананасовую шипучку, скотч с закуской. Не то что в «Шахтерском счастье», где пили только пиво, легкое или горькое — в зависимости от настроения.
Пока официантка, стоящая перед ней, ставит на поднос свои заказы, Мэри прислоняется к стойке. Самим здесь напитки разливать не разрешают — для этого есть специальный человек. Мэри разглядывает его: черный костюм, рукава поддернуты, манжеты белоснежной рубашки завернуты, видны золотые запонки, на которых выгравировано восходящее солнце. Официантка впереди нее не торопится, кокетничает с ним. А он глядит поверх ее головы — наблюдает за залом, на нее же и внимания не обращает. Когда подходит очередь Мэри, он смотрит на нее и спрашивает:
Он чего к тебе привязался? — кивая головой в сторону типа с салфеткой. Мэри на мгновение берет оторопь: у него голос, как у Марио Ланца, думает она, он даже похож на Марио Ланца. К лицу приливает кровь. Чтобы скрыть волнение, она утыкается в блокнот, привязанный к фартучку.
Он сказал, рома, я ему и принесла рома, а теперь говорит — «Лэмз».
Она показывает ему заказ. Он опять кивает, берет два чистых стакана и указывает головой в сторону комнатки за баром.
Два «Лэмз», произносит он, наливая в каждый стакан по мерке коричневого рома. Она протягивает руку, хочет поставить стаканы на поднос, но он останавливает ее, берет один стакан и поворачивается к залу спиной. Челюсть его ходит из стороны в сторону, между зубов показывается язык. Он плюет в ром.
Таким спуску давать нельзя, говорит он, вытирая со стакана влажный белый след. И одаривает ее ослепительной улыбкой. Это Фрэнки во всем блеске своего очарования.
