- Рада тебя видеть, Хьюго,- сказала она уксусным голосом, нервно крутя пальцами.- Надеюсь, ты быстро освоишься и привыкнешь к нашим традициям.- Она поправила кружевные манжеты.- Думаю, это будет не так уж сложно, хотя, конечно, поначалу потребует некоторых усилий - с нашей стороны.- Она говорила с апломбом школьной директрисы, которой привезли непоседливого первоклашку.
- Это наша тетя Сюзан,- пояснила Урсула, наклонившись к самому моему уху, в ее молодом свежем голосе я уловил еле заметный смешок, и, обернувшись, понимающе улыбнулся. Теперь во что бы то ни стало нужно было выбрать момент для саморазоблачения, мне хотелось проделать это как можно деликатней, иначе меня сразу выгонят из этого сказочного королевства, и я снова попаду в мой собственный унылый мирок. Однако, внимая шепоту Урсулы, я все оттягивал развязку, стремясь продлить эти сладостные мгновения любой ценой.
За плечом тети Сюзан внезапно возникло длинное и худое мужское лицо, казавшееся неестественно белым рядом с округлым красным лицом самой тетушки. У бледнолицего джентльмена были седые вислые усы и мягкий, довольно меланхоличный голос:
- Сюзан, ты требуешь от бедного мальчика слишком многого. Помилуй, откуда ему знать, с чем едят эти наши английские традиции.- Он долго смотрел на меня удрученным взглядом, потом открыл рот, словно собрался что-то сказать, но так ничего и не произнес. Я уже после приметил, что он вообще никогда ни к кому не обращался прямо, только если вынуждали обстоятельства: скажем, он оставался один на один со своим собеседником. Во всех иных случаях он высказывал свое мнение исключительно тете Сюзан, даже если оно предназначалось кому-то еще.
- Дядя Биддолф,- прошептала Урсула. Боковым зрением я увидел, что со стороны алькова ко мне приближается кто-то еще. И тут на меня накатило безысходное отчаянье. Все эти дорогие кресла, столики, картины, безделушки, все эти незнакомые лица закружились в быстром хороводе, замельтешили в глазах, взмыли вверх сжимающейся спиралью... О господи, сейчас вся эта разномастная мешанина рухнет, разобьется на мелкие кусочки!
Наваждение длилось недолго, но мне показалось, что я побывал в другом пространстве, в зачарованном мире, где с тобой может приключиться все что угодно, где ты можешь пропасть безвозвратно, и никто никогда больше о тебе не услышит...
Я чувствовал себя совершенно разбитым, я был измотан этой грозой, которая и не собиралась униматься: гром продолжал греметь, правда уже не над моей головой. Однако я все-таки пересилил себя: повернувшись к Урсуле и ко всем остальным, стоявшим у камина, я произнес, вежливо, но твердо:
