Однако императрице пришлось прервать законотворчество, поскольку Петр III оставался в Ораниенбауме в окружении верных ему голштинцев, а рядом с ним находился верный и храбрый фельдмаршал Миних. Нужно было прежде всего ликвидировать это опасное гнездо, а затем уже заниматься государственными делами. Екатерина объехала выстроившиеся на площади полки и приказала пройти мимо фасада дворца церемониальным маршем. Проходящие мимо полки ревели «ура!» и, весело разворачиваясь и перестраиваясь в походные колонны, направлялись к Петергофу.
Площадь еще не опустела, когда Екатерина уже вновь была на коне и, обогнав двенадцатитысячную колонну, повела ее вперед. В нескольких верстах за городом к колонне примкнул трехтысячный казачий полк, а потом присоединялись все новые роты, эскадроны и батальоны. На ночь войска разбили бивак, а Екатерина и Дашкова переночевали в пригородном трактире, заснув на единственной имевшейся там кровати. Утром следующего дня двадцатитысячная армия Екатерины вошла в Петергоф. Город был пуст, так как голштинцы загодя отошли к Ораниенбауму.
Заточение в Ропше
28 июня Петр III, хорошо понимая бесполезность сопротивления, отрекся от престола и был арестован. Его и кучку ближайших сторонников перевезли в Петергоф, а оттуда, на следующий день, – в Ропшу, просторную, комфортабельную мызу, подаренную ему Елизаветой Петровной. В Ропше в первую ночь Петр все время плакал, а утром написал Екатерине, почтительно и униженно прося прислать ему любимую скрипку, любимого арапа, любимую собаку, любимого доктора и любимого камердинера.
В тот же день Екатерина написала В. И. Суворову, чтобы он отыскал среди пленных, взятых в Ораниенбауме, «лекаря Лидерса, да арапа Нарцыся, да обер-камердинера Тимлера; да велите им брать с собою скрипицу бывшего государя, его мопсика-собаку; да на тамошние конюшни кареты и лошадей отправьте их сюда скорее…»
1 июля все было нормально: Алексей Орлов даже играл в карты с Петром и одолжил бывшему императору несколько червонцев, заверив, что распорядится дать ему любую сумму. Но карты картами, а все прочее выглядело очень уж непривлекательно: к вечеру Петр почувствовал недомогание, а ночью не на шутку заболел. О тех днях повествуют три записки, отправленные Петром Екатерине. Письменных ответов на них нет, по-видимому, Екатерина довольствовалась устными, через Алексея Орлова. А вот записки Петра Федоровича сохранились. Приводим их полностью: «Сударыня, я прошу Ваше Величество быть уверенной во мне и не отказать снять караулы от второй комнаты, так как комната, в которой я нахожусь, так мала, что я едва могу в ней двигаться. И так как Вам известно, что я всегда хожу по комнате, то от этого у меня распухнут ноги. Еще я Вас прошу не приказывать, чтобы офицеры находились в той же комнате со мной, когда я имею естественные надобности – это для меня невозможно; в остальном я прошу Ваше Величество поступать со мной, по меньшей мере, как с большим злодеем, не думая никогда его этим оскорбить. Отдаваясь Вашему великодушию, я прошу отпустить меня в скором времени с известными лицами в Германию. Бог Вам заплатит непременно. Ваш нижайший слуга Петр.
