— Во-первых, здравствуйте…
Борис Изаков прибавил по-английски:
— …как принято начинать знакомство в цивилизованном обществе.
— Я должен сказать, что ваши газеты… — несся дальше О'Махони.
— А вы читали советские газеты? — снова вставил реплику Борис Изаков.
— Нет, я никогда их не видел…
— А часто вы говорите так громко о том, чего не знаете?
— В нашей конституции записано о свободе печати в Америке…
— Читали ли вы Советскую Конституцию?
— Нет, я никогда ее не читал…
Остановить сенатора было невозможно. Он «зашелся» и болтал, не переводя духа, об «американской свободе», об «угрозе коммунизма» и еще о чем-то, что не запомнилось, поскольку было слишком общеизвестным. Хором, чтобы сенатор услышал, мы крикнули:
— Гуд бай!
— Постойте! — будто перевернулся с головы на ноги сенатор. — Здравствуйте.
Минут пять до этого его дергала за рукав секретарша и все шептала:
— Мистер, придите в себя, ну, мистер…
— Здравствуйте, — повторил О'Махони, но мы были уже за дверью и там громко рассмеялись. Представьте, с нами смеялись и некоторые американские репортеры.
— Это он, — сказал один из репортеров, — хочет стать популярным. Выборы. Один раз его уже провалили, потому что ничего о нем не слышали, вот сенатор и подает голос.
За день до встречи с О'Махони этот репортер спросил, откуда берутся в «Крокодиле» материалы для карикатур на зарубежные темы? С условием, что ответ происходит в присутствии «черной кошки», мы, выйдя из здания сената, кивнули в сторону окон кабинета О'Махони. Только потому, что репортер не сдержался и написал об этом в своей газете, я тоже открываю, как говорится, секрет производства.
Дни пребывания в Вашингтоне подходили к концу. Был близок отлет на Родину. И как бы холодно ни прощалась с нами «официальная Америка», в наших впечатлениях главенствовали не встречи с болтливым сенатором и бесчестным судьей. Помню, студия вашингтонского телевидения устроила в воскресный день передачу диспута между американскими и советскими журналистами. За П-образным столом собралось пятнадцать человек. Обычно в студию приглашают зрителей, чтобы передачи шли более живо. На этот раз встретиться с советскими журналистами, послушать их пришло очень много юношей и девушек. Они заполнили все места, проходы, забрались на подставки для аппаратуры. Как только кончилась передача, продолжавшаяся более получаса, передача, которую смотрели пять миллионов американцев, молодежь начала второй — горячий, дружеский диспут. Он свидетельствовал об огромном желании простых людей Америки узнать правду о нашей жизни.
