- Зачем ты так говоришь, Джина? - искренне возмутился Ханс- Ты такая же привлекательная, как всегда.
Джине приятно было слышать такое откровенное выражение чувств. «Ну теперь он точно мой, просто так такие вещи не говорят», - подумала она с удовлетворением. Однако Джина не спешила показывать Хансу своей радости и ответила с грустным выражением лица:
- Ладно, хватит с меня этих шуток насчет Олимпа, они теперь больше похожи на насмешку.
- Для меня вы всегда останетесь прекрасной, - возразил ей Ханс.
- Нет, Ханс, я не слепая, - Джине уже начинала нравиться ее игра. - Всякий раз, когда я смотрю в зеркало, мне хочется плакать.
- Я говорю правду, Джина. Почему вы не хотите мне верить? - похоже, Ханс слишком близко принял к сердцу ее слова.
Джина поняла, что дальше она может переиграть. «Пора переходить от слов к делу», - подумав так, Джина оглянулась по сторонам. В вестибюле не было никого, кроме них. Джина вплотную приблизилась к Хансу и обняла его за шею. Не успел он опомниться, как их губы слились в долгом и страстном поцелуе, в том самом «немецком поцелуе», о котором Джина не могла забыть все эти восемь лет.
Конечно, Ханс чувствовал угрызения совести, ведь он воспитывался в религиозных традициях и считал прелюбодеяние величайшим грехом. И потом, он не мог не заметить укоризненных взглядов, которые Даниэла бросала на свою подругу, когда Джина начинала в открытую кокетничать с Хансом. Хуан Антонио тоже советовал ему быть поосторожнее с Джиной, резонно замечая что их роман ни к чему не приведет.
Хансу было непонятно, почему Джина не хочет развестись с мужем, если она тяготится своими отношениями с ним. Но Джина больше ничего не хотела говорить ему, поцелуи следовали один за другим и с каждым разом становились все горячее.
В тот же день вечером Джина и Ханс вышли из гостиницы на окраине Мехико. Здесь Джине незачем было скрывать своих чувств, и она могла целоваться с Хансом прямо на улице. Ханс был задумчив, то, что только что произошло между ним и Джиной, привело его в глубокое замешательство. Его душа разрывалась на части: с одной стороны, его продолжала мучить совесть, а с другой, он чувствовал, что Джина разбудила его давнюю страсть и обрела власть над ним, и ему совсем не просто будет о ней забыть. Ханс долго молчал, затем высвободившись из объятий Джины, задумчиво произнес:
- Нам не надо бы делать этого, Джина.
- Это почему же? - Джина удивленно подняла брови. - Я ждала этой минуты целых восемь лет.
