Я впервые слышала, как женщина отчитывала мальчиков, говоря о должном уважении к девочкам. И я была горда. Но тот, обиженный и злой, не хотел отступать ни на шаг.
— Все равно завтра я дам тебе в морду, ничего не поделаешь!
Я решила предупредить директора школы, который посоветовал мне известить также родителей моего обидчика.
В полдень, покинув школу, я пошла к его матери, и она ответила мне:
— Спасибо, девочка, я поговорю с ним. Не беспокойся, он больше не будет приставать к тебе.
Когда он вернулся в школу, то бросил мне в лицо:
— Трусиха, обманщица! Ты ходила к моим родителям?!
— Только так ты оставишь меня в покое. Я должна позволить тебе поколотить себя и ничего не делать?
В то время родители детей не хотели выяснять отношения друг с другом, и нравоучения или наказания производили эффект. И перец тоже.
После той драки он успокоился, и мы даже стали добрыми приятелями, много разговаривали, а когда я чего-то не понимала на уроке, то спрашивала у него. Мне было тогда одиннадцать или двенадцать лет, у нас был замечательный директор, и с ним мало-помалу я стала хорошей и гораздо более благоразумной ученицей. Я сильно изменилась, участвуя также в театральном кружке. Мы играли африканскую сказку, которая называлась по-французски «Кумба, у которой есть мама, и Кумба, у которой мамы нет».
Каждый вечер мы репетировали, — несколько девушек и юношей из нашего квартала. Руководил кружком отец одной из моих тогдашних лучших подруг, и ему принадлежала идея постановки спектакля. У нас была цель, занятие, которое придавало нам значимости и вдохновляло нас. Пьеса рассказывала о жестокости мачехи. У одной Кумбы была мама, а у другой — мачеха. Она заставляла Кумбу делать всю тяжелую работу, тогда как ее дочка ни к чему не прикасалась. История вроде «Золушки» на африканский манер.
Мы репетировали пьесу месяцами. Мне не терпелось выйти на сцену. Я играла здесь две разные роли и участвовала еще в другом спектакле — пела арабские песни в сопровождении барабанов и танцев. Я наслаждалась. Мы начали давать спектакли на нескольких площадках в городе. И должны были даже ехать с гастролями за границу, в Мавританию. Но семейная драма помешала этому.
Мама была тогда беременна, уже на сносях. Я, тринадцатилетняя, приготовила еду — рис и все остальное. Я торопилась и к двум часам окончила все, что должна была сделать. Я хотела выйти на улицу, но мама попросила меня остаться:
— Ты не выйдешь сегодня и займешься ужином, я не очень хорошо себя чувствую.
