Я уже почти не могла плакать, и когда думала об Олеге, в горле возникали жуткие спазмы. Каждое утро с трудом заставляла себя вставать с кровати. Только вставала и тут же уставала. Я понимала, что уныние – грех, но ничего не могла поделать. Разучилась смеяться, радоваться, улыбаться. Меня перестало интересовать все, что находилось за пределами квартиры. Внешний мир мне был больше не интересен. Мне постоянно казалось, что ОЛЕГ придет или позвонит. Я прислушивалась, ожидая, что в замочной скважине повернется ключ...
Четко помню первое утро БЕЗ НЕГО. Проснулась, провела рукой по кровати и с ужасом поняла, что Я ОДНА. Поняла, что нужно прятать в шкаф одну подушку, потому что две мне больше не нужны. Я завтракала с ЕГО халатом и все это время общалась с воспоминаниями. Это была самая великая потеря. Понимание того, что Олега больше нет, пронзало сильной болью сердце и было трудно дышать. Когда ложилась в постель, то обнимала ЕГО халат и ЕГО подушку, которую все еще не могла убрать в шкаф и которая была вечно мокрой от слез. Закрывая глаза, вновь и вновь вдыхала ЕГО запах. Я все еще помнила этот запах и ощущала ЕГО присутствие. После выплаканных слез я постепенно засыпала. А после ночи опять наступало утро. Утро, в котором вновь НЕ БЫЛО ЕГО.
Это были дни, полные страданий и борьбы с собой. Я жила будто в аду и даже просыпалась от собственных рыданий. Я училась жизни заново, жизни, где НЕТ ЕГО. Холод воспоминаний леденил тело и вымораживал душу. Раны прошлого не рубцевались. Мне было больно только от одной мысли, что я больше ЕГО не увижу. Я истекала кровью любви, рвала жилы, старалась убить веру в лучшее...
В тот день я первый раз подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Если бы Олег меня такой увидел, то очень бы сильно испугался. Мое лицо сплошная боль, под глазами черные круги и мешки... Мне показалось, еще немного, и глаза куда-то провалятся.
В дверь настойчиво позвонили. Хотя я уже давно не реагировала на любые вмешательства из внешнего мира, все же подошла к двери, зачем-то ее открыла и увидела обеспокоенного Влада. Он сказал, что сегодня сороковой день похорон.
– Как сороковой день? – не верила я.
– Юля, ты заживо похоронила себя в этой квартире!
Подумать только, я просидела в добровольном затворничестве ровно тридцать один день!!! А ведь я этого не ощутила. Влад пытался затащить меня в душ, кричал, что так нельзя, что все эти дни он пытался до меня достучаться и дозвониться, что в ресторане сидят люди, справляющие сорок дней, я обязана там появиться. Тогда у меня началась настоящая истерика. Я стала кричать, что я никому и ничем не обязана, что ТОГО человека, которому я действительно была обязана, больше со мной нет. Я кричала, что в ресторане сидят чужие люди, что все это показуха, а эти люди только делают вид, что скорбят, а в глубине души радуются, что Олега больше нет. Владу все же удалось заставить меня привести себя в надлежащий вид, напялить темные очки во все лицо, приехать в ресторан на поминки и слушать про Олега хвалебные речи. Я смотрела на ЕГО портрет, стоящий среди множества строгих букетов, всматривалась в ЕГО глаза и все не верила, что ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ.
