Вторым обстоятельством была полная ненадобность в бритье. В отряде партизаны звали своего командира Дедом не за возраст, а за пышную бороду, которую тот отпустил еще перед войной для солидности, чтобы прикрыть узкий, по его мнению, подбородок. Неожиданно жена заявила, что с бородой он стал просто красавец... Фашисты эту бороду поджигали никелированной зажигалкой - это последнее, что он помнил о ней. Теперь он был гладко выбрит - ни бороды, ни усов - и нигде не появлялось даже щетины, сколько он ни щупал себя перед зеркалом. Поразмыслив, он решил, что тут виноваты лекарства, которыми его лечили, пока он был в беспамятстве, - здоровье вернули, а бороды лишили. Впрочем, невелика потеря.
Огромное зеркало, в которое он себя рассматривал, занимало полстены в ванной комнате, напоминавшей скорее храм санитарии и гигиены.
Столбовские жители мылись в бане, но замужняя сестра Николая Тимофеевича жила в Марьиной Роще в Москве, в квартире со всеми удобствами, в том числе с. обширной ванной комнатой, казавшейся деревенскому жителю пределом мечтаний. Однако то, что он увидел здесь, превосходило жалкие "удобства" Марьиной Рощи в сказочное число раз. Ванна была такая, что хоть плавай; в углу находился душ, который бил и сверху, и снизу, и сбоку, причем вода по комнате не разбрызгивалась, а падала на мягкий синий квадрат пола и куда-то всасывалась; рядом с синим квадратом был красный квадрат - стоило на него встать, как тебя со всех сторон обдувало теплым воздухом, который приятно покалывал и пощипывал тело - ну словно в нос газировкой шибало; в шкафу, едва протянешь к нему руку, открывалась дверца, и оттуда высовывалась чистая, проглаженная и горячая простыня; ношеное белье надо было не жалеючи кидать в какой-то ящик, из которого оно исчезало неведомо куда, а чистое белье - исподнее и верхнее - было наготове в другом шкафу.
Все это сияло и сверкало идеальной чистотой и вдобавок не требовалось ни мыла, ни мочалки: вода из душа и крана лилась, видно, с мылом, то розовая, то зеленая, а обычная лилась уже потом. Девицы предупредили его, что цветную воду глотать не следует - вреда не будет, но и пользы тоже. Зубная щетка была с батарейкой - она жужжала и елозила в руке, так что зубы вроде сами чистились. Такое новшество Николаю Тимофеевичу не понравилось, но, поскольку другой не было, он смирился и стал привыкать к тому, что дали.
Вдобавок ко всему вся эта санитарно-гигиеническая роскошь была автоматической - не требовалось вертеть краны, вода начинала литься сама, едва встанешь под душ или протянешь руку к умывальнику. Правда, после концертов Термена, о которых не раз писали в газетах (Деду даже запомнилось название инструмента - "терменвокс"; на нем надо было играть, не прикасаясь руками), все эти устройства Николая Тимофеевича не очень поразили. Он удивлялся только, что в тяжелое военное время нашлись деньги на подобную ерунду, без которой вполне можно обойтись. Вот парную бы, да веничек, да кваску побольше - и попить, и квасного духу поддать - это была бы жизнь!
