- Да, как собаку! - в запальчивости крикнул Росин. - И еще встречу снова пристрелю! И не только его - любого! Их всех до единого надо перестрелять!
Тут он словно осекся, пробормотал: "Извините" - и снова сел в кресло. В комнате воцарилось молчание.
Партизанский командир удивленно оглядел присутствующих. Вспышка Росина была ему понятна: так говорил и думал каждый, но здесь его слова были восприняты как-то странно, и ученые смотрели на Росина явно осуждающе.
- Мы несколько отвлеклись, - произнес наконец Свет, когда молчание стало тягостным. - Продолжим. Итак, Николай Тимофеевич, вы хотели бы попасть на фронт. Проблема эта непростая...
Он сделал паузу, и Николай Тимофеевич, которого зажигалка вывела из равновесия, бурно запротестовал:
- Вы же сами сказали, что я совершенно здоров. Поэтому, извините, не понимаю, в чем проблема.
Профессор переглянулся с остальными.
- Проблема в том... что война уже кончилась!
- Кончи...лась? Совсем кончилась? - пробормотал ошеломленный партизан. - Так быстро?
Между учеными словно искра пробежала, но они молчали, только врач подошел вплотную и потихоньку опустил руку на плечо своего пациента.
- И чем же она кончилась? - напряженно спросил Николай Тимофеевич. Мысли его метались. Самые невероятные предположения теснились в его голове - одно нелепей другого. Сергей Иванович провел ладонями у его висков, словно успокаивая. Сразу стало легче, напряжение спало, да и ученые вдруг заулыбались.
- Война окончилась нашей полной и окончательной победой, - ясным голосом сказал Свет. - Гитлер во время штурма Берлина отравился, его подручные были схвачены и по приговору международного трибунала повешены. Сегодня фашизм уничтожен на всей планете - полностью и навсегда!
- Сколько же война продолжалась? - В мыслях у Николая Тимофеевича был полный сумбур, но одно он понимал - такие дела быстро не делаются.
- война была долгой и кровавой. Она унесла двадцать миллионов жизней только у нас и длилась четыре года.
- Четыре года... Так, значит, сейчас сорок пятый год?
Свет отрицательно покачал головой.
- Нет, не сорок пятый. После войны прошло много времени... Очень много...
- Какой же сейчас год? - глухо произнес Николай Тимофеевич. Перед его глазами опять встала все та же картина: простоволосая жена, перед отъездом в эвакуацию со слезами обнимающая его, зареванные детишки, узлы на санях с какими-то вещами - вроде даже самовар прихватили - комья снега из-под лошадиных копыт...
