Я нахожу, что она очень возбуждена, у неё грозный взгляд и грустная складка у рта. Она садится к столу и что-то быстро пишет карандашом на белом листке бумаги, бормочет какие-то цифры: «…здесь, по два луидора в день… полторы тысячи франков Гунту по возвращении в Париж… да ещё этот кретин хочет, чтоб мы обязательно на обратном пути побывали в Байрете… Да, сложная штука жизнь!»
– Ты мне что-то сказала. Марта?
– Собственно, я не тебе. Я говорю, что жизнь сложная штука.
– Сложная… вполне возможно.
Она пожимает плечами.
– Да. «Вполне возможно». Вот если бы тебе нужно было найти пятьсот луидоров…
– Пятьсот луидоров?
– Не пытайся сосчитать, это составляет десять тысяч франков. Если бы тебе надо было… хоть из-под земли достать подобную сумму, что бы ты сделала?
– Я… я бы написала банкиру… и Алену.
– Как всё просто!
Она говорит так сухо, что я задаюсь вопросом, уж не обидела ли я её.
– Как ты это странно сказала. Марта. А что, тебе… тебе нужны деньги?
Её жёсткие серые глаза смотрят на меня с сочувствием.
– Ах ты, бедная моя чернушка, мне даже жаль тебя. Ну конечно же, мне нужны деньги… Всегда нужны, всегда!
– Но, Марта, я думала, что вы богаты! Романы Леона не залеживаются на полках, к тому же твоё приданое..
– Конечно, конечно. Но ведь есть-то надо. «Шатобриан»[16] в этом году стоит бешеных денег. Так что представляешь себе, как трудно приходится женщине, имеющей тридцать тысяч годового дохода на всё про всё, если она хочет прилично жить?
Я размышляю несколько мгновений, делаю вид, что подсчитываю.
– Да, конечно… это должно быть маловато. Но в таком случае, Марта, почему же ты мне…
– Я тебе?..
– Почему ты не скажешь мне? У меня есть деньги, и я была бы только рада…
Она награждает меня поцелуем, звонким как шлепок, и дёргает за ухо.
– Ты очень мила. Я не отказываюсь. Но не сейчас. Подождём, у меня есть ещё кое-какие возможности, надо попробовать. А тебя я оставлю на крайний случай. А потом… это даже развлекает меня – вести неустанную войну с деньгами, утром я просыпаюсь и вижу неоплаченный счёт, который мне присылают уже в десятый раз, и говорю себе, глядя на свою пустую ладонь: «Сегодня вечером в этой ручке должно лежать двадцать пять луидоров».
Поражённая, я смотрю на эту маленькую Беллону, похожую в своём зелёном платье на кузнечика… «Воевать, бороться»… какие странные, пугающие слова, сразу представляешь себе напряжённые мускулы, угрожающие жесты, кровь, торжество победы… Я стою перед ней в полной растерянности, бессильно опустив руки, и думаю о своих недавних слезах перед фотографией Алена, о своей загубленной жизни… Но вдруг меня охватывает смятение.
