* * *
Город только что встряхнулся и вздохнул после первой бомбежки, когда в него вкатилась автоколонна строителей. У коменданта узнали, что место сбора в лесу под городом. Комендант советовал отходить на Минск.
– Опять отход? – спросил Елочкин.
– А вы что думали? – отвечал комендант. – Иль непонятно?
Елочкину было очень понятно. Но он был молод и горяч. Нетерпение в нем кипело. Он смотрел на печальный городок, куда занесла его кривая судьбы, на полусъеденные веками развалины гедиминовского замка, на циклопические камни обвитой зеленью решетчатой башни, на величественные и грустные остатки прошлой славы и мечтал о славе настоящего. Борьбы и победы страстно хотел он…
В лесу под Лидой собрался почти весь личный состав УНСа, несколько строительных батальонов, начальники участков, инженеры. И здесь тоже никто не сомневался в необходимости дальнейшего отхода. Начальник УНСа указывал маршруты. Под вечер он созвал начальников участков, сменных инженеров, – командиров батальонов и рот.
– Товарищи! – начал он свою короткую речь. – Через Лиду отходит стрелковый корпус. Я только что договорился с его командиром. Он согласен дать нам оружие. А шанцевый инструмент…
– Ура! – в восторге крикнул Елочкин.
– Ур-ра! – понеслось по лесу.
* * *
Через город отходили линейные части. Шли они с непрерывными боями, то и дело занимая оборону. За городом, на дорогах, еще действовали регулировочные посты. Но грозные огневые всплески прорезали ночь. Гитлеровцы бомбили шоссе не только по колоннам, но и по одиночным машинам. К утру открылась горькая картина. И на полотне дороги, и по обочинам, в канавах, и далеко в стороне от канав – везде, куда глаз хватал, – во множестве виднелись трупы людей, чемоданы с разинутой пастью, детские распашонки и бесчисленные предметы домашнего, теплого, уютного обихода. Казалось, будто кто-то незримый взял да и высыпал все это сверху на землю, и как оно упало, так легло и лежит. А на самом деле это был только след, который оставили потоки беженцев, пролившиеся по этому пути под огнем самолетов.
Машины остановились у бензоколонки – заправиться. Шоссе тянулось по насыпи. На запад шагала дивизия из превосходно экипированных казахов.
– С этими не сговориться, – радовался шофер трехтонки, на которой ехал Елочкин со своими людьми, – эти разговоров не любят…
Шофер был худенький, поворотливый, с нахальным шишковатым носом, любитель «отбрить» и «отпеть» и, главное, – не «валандаться» ни при каких обстоятельствах. Он был из тех сорока шоферов, которые отбились от гитлеровцев в гараже и вывезли с границы позапрошлой ночью пионерский лагерь. Звали его Федя Чирков.
