Ныне же иное мне усматривается… Не умею толком объяснить почему, да только кажется мне, что не издевался он. А более похоже на то, как если бы он мои эскапады за танец принял. И стал подражать ему. Может у них там, в их мире — понятие такое имеется: ежели, скажем, противник танцевать стал, то это он перемирие предлагает и должно сходственным же танцем ответить, что перемирие принимается… А тут мы его булыжником употчевали!
Словом, мнится, что мое дурачество отчаянное сподвигло нелюдя на исполнение некоего неведомого ритуала и лишь благодаря совокупности сих несуразностей двух мы с Татьяною живы и остались.
Ты же, брат Григорий, постиг уж, поди, всю их зерцалоликую психологию! До чего же жаль, что не могу с тобой перемолвиться никоим образом. Уж ты б мне разъяснил, к чему причесть таковое поведение монстра, против всякой человеческой логики погрешающее…
Поеду теперь к Татьяне.
Федор.
36 октября.
Федор.
Здравствуй, Гриша!
Новостей у меня нынче две: добрая да дурная.
Дурная такова: профессор наш Иван Карлович арестован. Говорил же я: не доведут до добра крамольные речи! И тебе даже писал о том, помнишь ли? Так вот же вам, пожалуйста! Но вопрос: кто донес?! Убежден, Иван Карлович при ком попало рацей крамольных не разводил, только при своих любимейших выучениках. Так кто ж из наших подлецом оказался, сдвоедушничал да написал на него в комендатуру? Представить не могу, ум мешается!
Добрая новость: сделал Татьяне предложение, и она ответила согласием. Свадьба на апрель назначена. Всею душой льщусь, чтоб война к тому времени окончилась и воротился бы ты в Ярослав да был бы шафером на нашей свадьбе! Не сомневаюсь, выбор мой ты одобрил бы, я ведь помню, что ты об Татьяне всегда отзывался как о девице весьма достойной. Только чур за моей спиною не флиртовать! А то могу я себе вообразить вашего брата — героя войны! Смотри же, я ревнив! Не ровен час — вызову на поединок на мнимых шпагах! (Шучу, конечно. Что тебе ныне Татьяна! Ты уж, поди, и вовсе забыл, кто это такая. Ты ж теперь, как воротишься с войны героем, так лучшие невесты города — все твои будут!)
С тем позволь на сей раз и проститься, на днях напишу подробнее, а ныне малым временем располагаю, к пяти часам должен быть у Татьяны, а уж четверть пятого на часах. Сейчас по дороге сие письмо в комендатуру завезу — и к ней!
Сподручней было б не в комендатуру (крюк изрядный), а на почту (та от Татьяниного дома недалече), да ведь комендантские обещали, что чрез них письма тебя скорей достигают!
