Берк полагал, что дриксы решили как следует подготовиться и назавтра от них надо ждать решительных действий. Полковник был готов как к схваткам на берегу, так и к обороне форта. Не терявший ни минуты Рёдер бодро заявлял, что, хотя со стороны реки укрепления сильно пострадали, стены, обращенные в другую сторону, в хорошем состоянии, и атаки с тыла до поры до времени отражать можно. При этом оба полковника очень хотели знать, что творится на том берегу; генерал хотел этого еще больше.
День, третий день бесполезного валяния, проходил спокойно, и это откровенно бесило. Спрашивается, за какими кошками Бруно пригнал к переправе дополнительные силы, если они никак себя не проявляют?! Ну вчера - ладно. Пока прибыли, пока разместились, ознакомились с обстановкой, выпили со старожилами, наконец… Но сегодня-то можно и вперед, в атаку, ан нет. Двадцать пять тысяч человек второй день толкутся на том берегу без дела. Ерунда какая-то!
Генерал рявкнул на лекаря, потом честно проглотил какое-то зелье. Не снотворное, за снотворное он бы убил, и коновал это уразумел. После обеда нога вела себя особенно гадостно, то и дело требуя изменить положение. Каждое движение сопровождалось резкой болью, постепенно ослабевавшей, но не прекращавшейся, будто стихающий до тоненького нытья крик. Жермон скрипел зубами, иногда ругался и пытался думать о том, что сейчас с его корпусом.
Начавшаяся кампания нравилась Ариго все меньше, Бруно казался все умнее, а фок Варзов все старше. Когда окно стало темно-синим, Жермон сдался и послал за полковником Придцом, но тот где-то шлялся, и Ариго догадывался где. Генерал помянул Леворукого и в несколько этапов, словно осуществляя серьезный маневр, отвернулся к стене, велев себе уснуть. Не спалось, он словно бы застрял между сном, явью и воспоминаниями; это было отвратительно, но бодрствующая часть мозга не спешила вмешиваться. Жермон осознавал, что почти бредит, только объяснение найденного Кроунером следа пришло именно в бреду, и генерал гнал себя в бред, как Кроунера на дрик-сенский берег. Он искал Бруно, а Бруно пытался застичь Вольфганга на марше. Начав удивлять и обманывать, «гусиный» фельдмаршал не собирался останавливаться. Когда что-то выходит, от него не отказываются; у Бруно вышло. Первый обоз - и дриксы на талигойском берегу. Второй обоз - там же большие пушки, те самые большие новые пушки, которые не рушат стены форта…
Жермон никогда не видел Бруно живьем и до этой весны о нем почти не думал. Зачем, если есть Рудольф и фок Варзов? Ариго занимался насущным и ковырялся в прошлых обидах. Теперь прошлое отцепилось, и вовсе не потому, что лишенный наследства гвардеец все же вернул родовой титул. И не потому, что Ойген принялся искать заговоры, а сестра - писать письма, просто стало не до обид.
