– Ну, друзья мои, – сказал Иван Иванович Маришке и Уморушке, когда они все трое ступили на землю, – вот мы и в Европе! Сей радостный миг нужно отметить праздничным обедом. А заодно обсудим наши дальнейшие планы. – И он царственным жестом пригласил своих спутниц в ближайший кабачок «Мечта тореро». Праздничный обед состоял из трех порций жареной курицы и одного арбуза. На старости лет Гвоздиков стал прижимистым и скуповатым, считал каждые песо и сантим, перепадавшие ему от капитанов тех судов, где он работал поваром. Ивана Ивановича можно было понять и простить: ведь копил он деньги не для себя, а для покупки лошади и брички.
– Сейчас перекусим, отдохнем и пойдем, друзья мои, выбирать Пегасика, – весело делился Гвоздиков мыслями с девочками, аккуратно разрезая арбуз на равные дольки. – От Испании до России за три месяца, глядишь, доберемся.
– За три месяца?! – ахнула Уморушка. – Так долго?!
– Что поделаешь, – вздохнул Иван Иванович, – лошадь – не ковер-самолет, вмиг не доставит.
– Значит, зимой приедем, – подсчитала Маришка, – вся первая четверть – сплошной прогул!
Гвоздиков почесал затылок, подумал, потом неуверенно вымолвил:
– Приедем-то зимой… Но если Калина Вылкович расстарается, то вернемся мы в прежнее время в середине августа. Не замерзнуть бы, пока Калину Вылковича ищем, вот проблема!
В этот момент в трактирчик вошел рыжеволосый мужчина в красивой богатой одежде, голубоглазый, быстрый в движениях. Пошептавшись о чем-то с хозяином трактира, он сердито стукнул кулаком по столу, возле которого стоял, и громко помянул нечистого: – О дьявол, тысячу монахов тебе в глотку!
В ужасе трактирщик замахал на рыжеволосого руками:
– Дон Адмирал Моря-Океана, умоляю вас, молчите! Даже у стен есть уши святой инквизиции!
Человек с таким странным званием метнул взгляд по столикам и остановил его на Гвоздикове.
– Уж не тот ли сеньор является ухом папы?
Иван Иванович, багровея от негодования, поднялся с лавки и, подойдя к рыжеволосому, потребовал от него извинения.
– Простите, сударь, не имею чести знать вашего имени-отчества, но я не позволю вам называть меня ухом какого-то папы! – заявил он решительно.
– Не «какого-то», а римского!.. – зашептал трактирщик, коченея от смертельного страха.
– Хоть парижского! – отрезал Гвоздиков и продолжил: – Немедленно извинитесь, гражданин, иначе я и мои спутницы перестанем вас уважать!
Услышав последние слова разгневанного старика, рыжеволосый вдруг весело рассмеялся и сказал:
