— А с Песиком что же? — спросил Прохор. Старик перекрестился:
— Царствие утопленному. Багром вытянули его. В жиже захлебнулся.
Верхом на конях подскакали Волович, Цаплин, Трущобин, отец Ахтыро-Волынский.
— Что случилось? Почему стоим?
— Шляпы долой, господа! — встал на передке Гуляйбабка. — Смертью героя третьего рейха… в подлой навозной яме погиб непревзойденный мастер по выгребанию ям, кавалер медали БЕ — пан Цуцик, извиняюсь, Песик.
Всадники встали на стременах. Старик снял шляпу, перекрестился:
— Упокой его душу грешную.
Цаплин надел цилиндр, тронул разрисованную крышку гроба:
— Роскошный гробик. Где такой достали, старина?
— Там, за Припятью, — махнул хворостиной в сторону синеющего на горизонте леса старик. — У нас степь. Досок не достать. В колхозе, правда, было много досок, но их все на гробы в соседнее село забрали. Там, говорят, паны полицаи большую победу над партизанами одержали, и на гробы панов полицаев досок не хватило.
— Вам повезло. Люкс достали, — продолжал помощник президента по свадебным и гробовым вопросам. — Такой гроб — это мечта многих старост и полицаев.
— А-а, где там повезло, хлопче добрый? Горе-то, горюшенько какое! ухватясь за седую голову, заголосил старик. — Утонул, пропал в клятой жижке наш замечательный, наш обожаемый Песик…
Гуляйбабка слез с передка, подошел к фуре, тронул за плечо старика:
— Уймите свое безутешное горе, диду. Поберегите горькие слезы. Еще не все такие выдающиеся ямокопатели утонули в навозной жиже. Еще много их на земле. Будет о ком слезы лить.
Старик поднял голову, глянул повеселевшими глазами:
— Ой, спасибочко, сынку! Утешил старика. Правду сказал. Не все еще, не все сгинули. Будет о ком слезу обронить. Низко кланяюсь вам и на этом добром слове дозвольте мне поспешать. Время душное. Не зимой хоронить, пан староста может тьфу! — завонять.
— Счастливый путь, — протянул руку Гуляйбабка. — Приятных похорон!
Старик крикнул на волов, хлестнул их хворостиной, и скрипучая фура вновь запела свою дорожную, а вместе с ней затянул опять и старик:
Ой ты, куме, ты, Масею,
Чи ты бачив чудасею…
Гуляйбабка окинул взглядом свой спешенный на привал обоз и крикнул:
— По коням!
21. ОТЕЦ АХТЫРО-ВОЛЫНСКИЙ ОТКРЫВАЕТ СМЕХОЧАС, ЕГО РАССКАЗ О БЕСПОДОБНОЙ АНГЕЛИЦЕ
Трудно просыпаться на птичьей заре… Сон-чародей этак и манит тебя вздремнуть еще минутку, понежиться, побыть в плену какой-нибудь сказочной феи. Но тот, кто отбросит к дьяволу эти сладкие соблазны и воспрянет вместе с птицами, ни за что не пожалеет потом. Он попадет в еще более прекрасный, но уже не сказочный, а живой мир, распахнутый перед ним во всей волшебной красе. Раннее утро околдует его, зачарует переливами лучей и красок, радостными звуками и песнями, дивными рисунками и картинами, захватит в плен, вдохнет ему свежие силы, даст птичьи крылья, и человек вдруг гордо поднимет голову, вздохнет во всю грудь и, улыбнувшись, скажет:
