Гуляйбабка сунул записку стоявшему с раскрытой папкой наготове заведующему протокольным отделом Чистоквасенко:
— Приобщить к делу для доклада гебитскомиссару, — и, не удостоив даже взглядом растерянно моргающего Песика, зашагал вдоль колонны.
Пана Песика ошеломила зачитанная Гуляйбабкой жалоба. В навозной жиже лежат такие деньги, а он не знал, раскапывая пустячные ямы с тряпьем и салом. Ах как же он опростоволосился! И что теперь будет, что будет, если этот чиновник с Железным крестом в самом деле доложит гебитскомиссару? Нет, нет. Скорее же объяснить, оправдаться. Песик догнал начальство и залепетал:
— Неточная информация. Совсем неточная, господин начальник. Я не знал. Клянусь богом, не знал, что там спрятаны деньги. Я бы давно, сам лично. Только вот в чем туда залезть? Нет водолазного костюма.
Гуляйбабка остановился.
— Отговорка, пан Песик. Чепуха на постном масле. Вы давно бы могли достать противогаз и спуститься в нем. Но вы действительно "не чешетесь".
— Чешусь, пан начальник. Буду чесаться, вот свят крест, — он осенил себя крестом. — Разыщу противогаз. Разобьюсь, а достану.
— Разбиваться не надо. Поберегите себя для фюрера. Мы поможем вам. Ступайте к моим интендантам и скажите, что я велел выдать вам новый противогаз. В нем вы опуститесь хоть к дьяволу в котел. Учтите, что господин гебитскомиссар был более высокого мнения о вас, и если вы не достанете эти сто тысяч…
— Вытащу! Расшибусь! — гаркнул Песик, и в рачье-красных от недосыпания глазах его блеснула страшная решимость.
Гуляйбабка вскинул руку к цилиндру:
— Валяйте! Тащите. Да чтоб все сдали германским властям до копейки.
Мимо кареты, застегивая на ходу черную, с широкими рукавами мантию, прошел где-то подзапоздавший священник. Гуляйбабка окликнул его:
— Ваше священство! На минуточку.
— Чему буду богоугоден? — подойдя к карете, поклонился поп.
— Благословите пана Песика на трудное предприятие.
— Простите, не расслышал. Благословить или причастить?
— Можно и то и другое.
Отец Ахтыро-Волынский снял крест, помахал им перед носом старосты.
— Да благословит и помянет господь бог наш раба своего пана Песика, тьфу! Чуть в грех не вошел. Как звать-то?
— Идрагил Панфутич.
— Начнем сначала. И да благословит и помянет господь бог наш раба своего Инра… индра… тьфу! И придумают же имя такое. Начнем сначала. И да благословит и помянет раба твоего Авдрагуила и да будет царствие ему… Аминь!
Обоз Гуляйбабки взял курс в Горчаковцы — к старосте Стефану Гниде, заслужившему благодарность гебитскомиссара.
