Здесь, в кольце скал, было уже темно. Я разделся, кое-как выжал одежду. Постепенно боль проходила, я стал осматриваться.
Темнота сгустилась, но все же я рассмотрел черное пятно - полузатонувший глиссер. Я не очень беспокоился за него: карманы непотопляемости не дадут ему утонуть, но в нем была рация, которая после длительного купания наверняка выйдет из строя. Недалеко от берега виднелся еще какой-то предмет. Я не сразу сообразил, что это мой рюкзак, а когда понял, стремглав кинулся в воду: он-то непотопляемостью не обладал и держался на поверхности, очевидно, последние секунды.
Я доплыл до него, когда он только-только погрузился в воду, удачно нырнул и ухватился за лямки. Вскоре я уже блаженствовал на берегу, натянув гидрокостюм и с аппетитом уплетая консервы.
Темный силуэт глиссера все еще виднелся сквозь туман. Над скалами поднялась полная луна, и ее свет придал пейзажу особую прелесть. Тревога первых минут отступила. Я был сыт и одет, и у меня была пища на несколько дней. Послезавтра, когда я не выйду на связь, меня хватятся, и Сергей примчится сюда.
Тут я вспомнил о черной полосе у входа в бухту. Я натянул ласты, пятясь вошел в воду и поплыл к горловине, чтобы рассмотреть таинственную преграду.
В годы войны мой отец был командиром катера. Он рассказывал, как им приходилось прорываться по ночам к захваченным врагом причалам через противокатерные заграждения - тяжелые цепи и специальные сети из тросов, густо увешанные минами.
Нечто подобное я увидел и сейчас. Бухта была перегорожена стеной, начинавшейся среди прибрежных камней. Она возвышалась над водой примерно на полметра, уходя к противоположному берегу. Доходит ли она до самого дна? Я решил отложить свои исследования до завтра и потихоньку поплыл обратно к своему пристанищу, держась вплотную к берегу.
Луну уже затянуло облаками. Я так и не нашел во тьме своей одежды и других вещей. В гидрокостюме было тепло, даже жарко, и я решил, что надо вздремнуть до рассвета, а там уж и сплавать к глиссеру, чтобы установить размеры повреждения.
В темноте я начал ощупывать камни, отыскивая местечко поудобней. Непонятная тревога не оставляла меня. Что-то изменилось вокруг, но я никак не мог понять, что именно. И когда наконец понял, то мгновенно вскочил с камня, на котором только что удобно устроился.
За два года работы на островах я провел в этой бухте много ночей, знал ее вдоль и поперек, изучил ее звуки и запахи. В такую безветренную погоду здесь всегда царила полнейшая тишина, нарушаемая только легким пришлепыванием крохотных волн. Сейчас от берега доносился ровный, приглушенный плеск, словно вдоль берега шло сильное течение.
