Молодой пес не стал более сопротивляться. У него разламывалась от боли голова, и больше всего в эту минуту ему хотелось остановиться и чесать, скрести и тереть о землю воспаленную морду.
Терьер миновал несколько первых коттеджей, таких привлекательных для него, избалованного домашним уютом. В спокойном вечернем воздухе стояли столбы дыма, отовсюду доносились мирные звуки голосов и запахи человека.
Пес задержался у маленького белого коттеджа, с упоением вдыхая чудесный аромат еды, смешанный с запахом древесного дыма. Облизнувшись, он поднялся по ступенькам к двери, уверенно поднял лапу, требовательно поскребся и сел, выжидательно навострив уши.
Он не был разочарован. Открылась дверь, и в полосе света показалась маленькая девочка. От неожиданности старый пес замигал своими косыми глазами и оскалился. Оскал этот должен был означать, что бультерьер улыбается, но вряд ли могло быть что-нибудь более безобразное, чем эта улыбка.
Почти тотчас последовал испуганный вопль:
— Папочка!..
И перед мордой терьера захлопнулась дверь. Пес был озадачен, но все же настойчиво поскребся снова и склонил голову на бок, выжидательно поставив большие треугольные уши. Внутри послышались быстрые шаги, из окна выглянуло чье-то лицо. Пес вежливо полаял, напоминая о себе.
Вдруг дверь распахнулась и выскочил человек с лицом, искаженным злобой, держа в руке полное ведро. Он выплеснул содержимое прямо в морду удивленной собаки и схватился за метлу.
— Пошел вон! Пошел вон отсюда! — завопил человек, так угрожающе размахивая метлой, что терьер поджал хвост и промокший, жалкий пустился наутек.
Он не был испуган, а лишь глубоко обижен: никогда еще за его долгую жизнь человек не отвечал таким образом на дружеское приветствие. Пес знал справедливый гнев, который обрушивался на него, когда в молодости он обижал животных, принадлежавших людям. Он понимал смех, — иногда раздражение, но грубое обращение и невоспитанность, которые он увидел только что, — никогда!.. Расстроенный и разочарованный, он скромненько пристроился позади своего вожака.
В двух милях за деревней от дороги, по которой они двигались, отходил извилистый проселок, ведущий к ферме на холме. Они пересекли темное поле, испугав пасшихся там старую белую лошадь и нескольких коров, и направились к постройкам на некотором расстоянии от дома. Из трубы над одним из строений поднималась тоненькая струйка дыма. Это была коптильня, в ней жгли хворост орешника, и на медленном огне коптили окорока.
