Оп-па! А ведь я, когда представлялся, имя отчество не называл. В отчетах только инициалы. Значит, мое личное дело он уже препарировал. А ведь там наверняка написано, что я очень начитанный мальчик.
- Так точно, товарищ Сталин! - мой взгляд становится еще преданнее, хотя сам не понимаю, как это возможно.
На его лице появляется успокаивающая улыбка. Вождь поворачивает голову к стоящему рядом Меркулову:
- А что, Всеволод Николаевич, мы можем предоставить старшему лейтенанту Государственной Безопасности Синельникову такую возможность?
Нда-а. Вот я уже и старлей. Быстро. Очень быстро. Мои шансы грохнуться с высоты стремительно растут вместе с этой самой высотой! И почему я, чем сложнее ситуация, тем больше начинаю язвить всех и вся в своих мыслях?
- Так точно, товарищ Сталин, - немедленно реагирует комиссар ГБ второго ранга.
- Ну, что же, Егор Иванович, жду вас завтра с докладом, - говорит отец народов и протягивает мне руку.
Пытаюсь схватиться за нее, как за спасательный круг, но успеваю одернуть себя. Поэтому мое пожатие получается вполне приличным.
Сталин поворачивается и не торопясь уходит из отдела. Свежая информация оттуда его, похоже, сейчас уже менее интересует, чем десять минут назад. Десять минут? А казалось, десять часов! Плюхаюсь на свой стул. Чувствую, как по лицу катятся крупные капли пота. Валерка участливо протягивает мне свой платок.
****
Да, денек! В десять нуль, нуль, намытый, набритый, наглаженный и гордо сверкая добавившейся шпалой в каждой петлице, я стоял перед Поскребышевым и подобострастно протягивал ему папочку с моим докладом Самому. Вот кому можно позавидовать в невозмутимости, так это секретарю Сталина. Его мнение о людях и событиях на его лице никак не отражаются. Обласкан я не был, а был выгнан вон из приемной со строгим предупреждением, что бы никуда со своего рабочего места не отлучался, ибо могу быть вызван в любой момент. Вызов прозвучал в виде телефонного звонка на столе капитана ГБ Семина через каких-то двадцать минут. Жутко удивленный я помчался к кабинету отца народов. Сколько раз слышал из разных источников, что ИВС частенько любил засиживаться допоздна и поэтому начинал работу обычно с двенадцати. Отбой воздушной тревоги. Поскребышев усадил меня за отдельный стол в приемной проверять и подписывать мой доклад, перепечатанный аж в трех экземплярах.
Основной же вызов был сделан около пяти, почти через час после того, когда я, испугавшись, что громкие звуки моего недовольно бурчащего пустого желудка вызовут очень уж отрицательную реакцию товарища Сталина, объяснил тревожную ситуацию сначала непосредственному начальнику Жоре Иванычу, а затем нынче младшему по званию Валере Злобину. Валерка не по службе, а по дружбе сгонял в столовку и притащил в судках мне две порции обеда прямо на рабочее место. К моему проглотству, замотивированному неприятием завтрака (три раза ха-ха) он уже давно привык.
