— Стив, — покачал головой председатель, — слышать не хочу ни о каких «вроде бы». Опять маленькая загадка памяти?
— Боюсь, что так.
— Ну и что дальше?
— Она говорит, что третью сестру звали Наоми. Или Натали — она не уверена. Девочка была на год моложе ее. Говорит, что помнит, как они играли вместе, когда ей самой было лет двенадцать.
— И добавляет, что помнит смутно, как если бы пыталась восстановить увиденное во сне?
— Именно. Один из подобных случаев. Вспоминаются пустяки: как вместе ходили в школу, как собирались на ужин всей семьей, всякое такое. И вы догадываетесь об остальном: никто другой в семье третьей дочери не помнит, не было там третьей дочери. Разведенная дошла до того, что проверяла архивные записи о рождениях, и в конце концов семья настояла, чтоб она выбросила из головы всю блажь и прекратила разговоры на эту тему. — Стив дотронулся до бумаг и вздохнул. — Здесь у меня три письма, и довольно длинных, от памятливой дочери — пишет, что она помнит, а что не очень. И по одному письму от других членов семьи. Они не слишком хотели писать, но от меня не так легко отвязаться…
— Увы, Стив, по-моему, придется пройти мимо этого случая. Извините.
— Ничего страшного.
— Семейные воспоминания, к тому же смутные — что прикажете с ними делать? Впрочем, спасибо за усердие.
Из вестибюля донеслись быстрые шаги, и в комнату буквально ворвались двое мужчин. Младший из них был долговязым и тощим — жердь, на которую повесили мятый белый костюм. Он начал говорить, похоже, еще за дверью:
— Виноват, виноват! Опоздали, опоздали! Но вы не пожалеете…
Он горделиво показал кивком на своего спутника. Они подошли к председателю, который поднялся с места. Второму новоприбывшему было на вид лет сорок пять — худощавое лицо, синяя нейлоновая ветровка поверх чистенькой белой безрукавки. Он сказал:
— Это моя вина. Застрял на работе, задержался с ужином…
Тут только младший догадался представить спутника:
— Лоуренс Браунстейн.
Тот внес поправку:
— Просто Ларри…
— Ларри, — подхватил младший, — специально приехал к нам из Дрексела.
Те, кто был поближе к председателю, вставали или тянулись через стол, чтобы пожать Браунстейну руку; сидевшие на дальнем конце стола ограничивались улыбками и приветственными жестами. Гость не мог не понравиться: он держался прекрасно, казалось, ему приятно очутиться здесь, в ученой компании. Он облысел, но еще не полностью — ото лба к макушке бежала одинокая жидкая прядь каштановых волос. Кто-то поднялся, чтобы освободить ему стул в центре стола, и тогда председатель высказался по существу:
