Но усмехался я, по сути, не только из-за песен. Поселившись в девятнадцатом веке, я, разумеется, сам стал его частью. Я усвоил, как тут живут, как думают и чувствуют, во что верят, привычки окружающих стали моими привычками. И все же… Как человек, избравший для жительства чужую страну, изучивший ее язык и обычаи, неотличимый от местных жителей, я тем не менее сохранял в себе какие-то черты, которые навеки останутся иноземными. Таких особенностей, как чувство юмора и память о песнях, запавших в душу с раннего детства, изменить нельзя.
— Когда я слышу, как ты напеваешь себе под нос эти песни, — сказала Джулия, — я знаю, что ты вспоминаешь свое время.
Конец двадцатого столетия, который Джулия видела мельком, испугал ее, и она невзлюбила все связанное с ним. Да, она желала мне счастья, но счастья исключительно в своем собственном времени.
— Ну конечно, подчас я его вспоминаю, как же иначе…
— А ты мог бы вернуться туда? Ты не забыл, как это делается?
— Точно не знаю — как-никак прошло пять лет. Участникам Проекта внушали, что если тебе однажды удалось переместиться в иное время, то ты сумеешь добиться этого вновь и вновь. Но на самом-то деле я не знаю. Да и знать не хочу.
— Ты думаешь, это удавалось и другим, кроме тебя?
— Мартин Лестфогель полагал, что да. Он был моим инструктором на тренировках и однажды показал мне несколько строк в колонке частных объявлений «Нью-Йорк таймс» за 1891 год. Там говорилось что-то вроде: «Алиса, дорогая Алиса! Я здесь, но вернуться не в состоянии. Поклонись городу, академии, библиотеке, Эдди и маме. И помолись за меня». Еще Мартин говорил, что на кладбище при церкви Троицы есть могильный камень, где выбито: «Эверетт Брауни. Родился в 1910 году, умер в 1895-м». Мартин добавил, что люди считают первую дату ошибочной, но такого рода ошибок на могильных камнях не делают. По мнению Мартина, обе даты верны. Разумеется, были и другие путешественники во времени, кроме меня, всегда были. Принцип несложен, и доктор Данцигер не мог оказаться первым, кто до него додумался. Хотя все равно на деле это удается немногим…
Я и сам отметил, что в последних словах проскочила нотка самодовольства.
— И тебе никогда не хотелось вернуться? Ну просто… просто нанести визит своему времени?
— Нет.
— Из-за того, что ты сделал?
Мы обсуждали эту тему по крайней мере десяток раз, но мне было ясно, что нужно ободрить Джулию. Я кивнул и начал рассказ:
— Шестого февраля 1882 года у нее был день рождения, ей исполнилось шестнадцать. Словно это было вчера — она стоит в театральном фойе, в новом зеленом платье. И вот-вот должна встретить человека, за которого потом выйдет замуж…
