— Тут и копать?
— Копайте, гражданин, — неуверенно велела Виолета Макаровна.
Фома Кузьмич успел выкопать под дубом крохотную ямку, когда раздалось удивленное восклицание.
— Ух, какой здоровский каменюка! Идите сюда!
Они обернулись. Девочка Вера приплясывала на большой черной плите; метрах в десяти от дерева. — Ты чего прыгаешь? — удивился отец.
— Так он горячий, как сковородка. Сил нет стоять.
На полированной и раскаленной под солнцем плите Фома Кузьмич увидел такой же значок, как на пуговицах.
— Здесь! — твердо сказала Виолета Макаровна.
— Ага, здесь. Непременно здесь, — согласился Фома Кузьмич. Постанывая от напряжения, он отвалил тяжеленную плиту и сунул лопату в открывшуюся под ней мягкую сырую глину.
— Это для ради геологической разведки? — осторожно поинтересовался запуганный землекоп. — В целях освоения богатств недр?
— В целях освоения, — кивнула Виолета Макаровна. Копать тяжелую липкую глину было трудно, едкий пот тек по его лицу и слепил глаза; жирные назойливые мухи жалили ему шею, но Фома Кузьмич копал. Богатства недр! Тайные, сокрытые от глаз людей богатства недр! После чудес, которые происходили на его глазах, он. был готов к тому, что в Николиной Горе откроются стратегические залежи нежного сочного шашлыка из барашка или подземное озеро ацидофилина. Но на глубине, при которой он уже с трудом выкидывал глину из выкопанной ямы, на ее дне обнаружился всего лишь кожаный мешок. Вот оно что! Сокровище! Фома Кузьмич забыл об усталости, и в сердце его полыхнула благородная страсть кладоискателя. Кряхтя, он выволок пудовый мешок из ямы. Мешок был завязан толстой бечевой и опечатан сургучной печатью все с тем же знакомым знаком. Виолета Макаровна и девочка Вера потрогали грязный мешок руками.
— Если там консервы из рыбы, ты закопаешь его обратно, — нахмурилась девочка.
Виолета Макаровна тоже нахмурилась и после некоторого колебания приказала:
— Развяжите его, гражданин.
Задыхаясь от мучительного любопытства, Фома Кузьмич набросился на мешок, но сломать печать и развязать бечеву не смог. Мешок не открывался.
— Ну, что же вы? Смелее, гражданин! — произнесла Виолета Макаровна, нетерпеливо пиная мешок ногой. — Сургуч, сургуч сломайте!
Фома Кузьмич ухватил большую кляксу печати обеими руками и тотчас отдернул их, взрыв от боли.
— Жжется она! — Фома Кузьмич протянул к Виолете Макаровне ладони, на которых вздулись ожоговые волдыри.
— А не лезь к чужому. Ежели не твое, то и не хватай, — назидательно сказал кто-то за спиной обожженного кладоискателя. Фома Кузьмич оглянулся, но кроме дуба с твердой узорной листвой, которая тихо звенела от легкого ветерка, ничего не увидел. — Таперича сама попробуй! — посоветовал невидимый голос. — Твой кошель-то, тебе оставлен, сама и печать ломай.
