Неожиданно, в середине верхнего крыла открылся люк, в нем появился пулеметчик и открыл по нам огонь. Тем временем, я приблизился на расстояние 100 метров и мой наблюдатель начал стрелять вперед. Я расположил самолет таки образом, чтобы наблюдатель мог вести огонь по главной кабине между крыльями. Мой самолет бросало из стороны в сторону сильной воздушной струей от его винта и мне несколько раз приходилось стабилизировать машину и держаться той же скорости, чтобы не обогнать его, потому что он мог затем атаковать меня сзади.
К этому времени я находился в 50 метрах в стороне и мог ясно видеть каждое движение членов экипажа. Стрелок исчез с верхнего крыла, неожиданно открылся другой люк в задней части кабины и в нас стали стрелять из двух или трех пулеметов. Пули с грохотом били о мой самолет, как будто кто-то сыпал горошины на крышку стола. Поскольку я дал полный газ и резко отошел в сторону и вверх от вражеского самолета, большая часть пуль прошла ниже моей машины. Я немедленно убрал газ и опять подошел ближе к вражескому самолету, так чтобы мой наблюдатель мог вновь открыть огонь, находясь немного сбоку и выше кабины.
Я повторил этот маневр три раза. Русский самолет сейчас находился в 6-10 км за нашими линиями и медленно терял высоту. Я начал надеяться, что я смогу заставить его совершить вынужденную посадку. Тем временем мы опустились до высоты 2500 метров. Неожиданно он начал разворачиваться влево, все еще ведя по мне огонь, вероятно пытаясь спланировать в безопасную зону за русским окопами. Я немедленно развернул мой самолет и мы атаковали его еще раз, стреляя в кабину. Я заметил, что самолет начал раскачиваться из стороны в сторону и затем неожиданно свалился в штопор. Когда вращение стало почти отвесным, внешняя часть верхнего крыла, на которой был нанесена эмблема русской военной авиации, отломилась и полетела вниз. Вероятно, мы повредили внешнюю часть главной стойки крыла, потому что когда мы позже нашли ее на земле, в ней было множество пулевых отверстий.
Я начал пикировать, следуя за вражеской машиной. Во время второго разворота мой двигатель остановился. Все мои попытки запустить его снова оказались бесполезными. Судя по выражению лица у моего наблюдателя, он не ожидал скорого приземления. Я спустился над летным полем, которое использовали наши самолеты - корректировщики артогня, и приземлился без затруднений. Во время спуска с высоты 2400 метров я имел возможность оглядеть мой самолет. Тем временем наши одноместные истребители оттеснили русский эскорт.
