Он быстро побежал к аркообразному выходу, а Раф еле-еле ковылял следом за ним. Дело было после полудня, красное октябрьское солнце уже клонилось к закату и бросало прямые лучи на лежащую ниже долину Даннердейл. Далеко внизу Шустрик видел рыжевато-бурые папоротники и подернутую рябью поверхность озера, коров на зеленых лугах, серые скалы, деревья в багряной листве и беленые домики, такие мирные и чистенькие, словно они были запечатаны под золотым стеклянным колпаком. Однако само солнце, которое известным образом и обуславливало все это спокойствие, вовсе не разделяло его и, казалось, плыло в жидкой синеве небес, покачиваясь на волнах перед глазами, словно некая громоздкая, расплавленная масса, медленно плывущая к западу в холодном потоке, который хоть и остужает его немного, но не может остудить окончательно. Шустрик стоял у выхода, улавливая в осеннем воздухе запахи теплой травы, сухого папоротника и болотного мирта. Накладка сползла ему на глаз, и он тряхнул головой.
— Интересно, была ли на свете собака, которая умела летать?
— Была, — не задумываясь ответил Раф. — Только вот белохалатники подрезали ей крылышки, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
— И что же вышло?
— Больше не летает.
— Ну, у нас дела обстоят значительно лучше. Я буду идти еле-еле, как ты скажешь.
Раф медленно поковылял вперед, и они направились в сторону ручья. Это был день святого Мартина, было безветренно и тепло. Шустрик приободрился и весело шагал по мху, шлепая лапами по мелким лужам и подпрыгивая на месте в неловких попытках поймать поднятую из травы трясогузку.
Им недолго пришлось разыскивать брошенную овцу. Еще прежде чем они учуяли ее, они услышали хриплый клекот двух канюков и вскоре увидели их, копошащихся и взмахивающих широкими крыльями подле оставленной ими добычи. Когда собаки приблизились, большие птицы повернули головы и злобно посмотрели на пришельцев, однако почли за лучшее подняться в воздух и улетели прочь в направлении озера.
— Тут остались совсем крохи, — недовольно сказал Раф, сунув морду в кишащие мухами кровавые останки.
Шустрик не приближался и с опаской осматривался вокруг.
— Это не только канюки. Тут были и другие…
— Верно, — согласился Раф, подняв голову. — Я чую. Только не пойму, что это такое. Этот запах злит меня… — Раф прошелся вокруг. — Я найду его! Этот запах, он что-то вроде мышиного, — сказал Раф, и при этом изо рта у него потекла слюна.
— Да ладно тебе, — успокоил его Шустрик, придерживая передней лапой овечий окорок, который он принялся рвать зубами. — Сейчас его тут нет.
