Во время этой сбивчивой речи Ликамб не отводил от Арзака горящего взгляда. Потом складки на лбу разгладились, взгляд прояснился, и Ликамб спокойно сказал:
- Не откажись, чужеземец, прогуляться со мной к источнику. Мне необходимо проверить уровень воды, и наш разговор мы продолжим в подземном коридоре.
- Слышал! - воскликнул Филл, не успела упасть на место завеса, за которой скрылись Ликамб и Арзак.
- Говорили в голос, конечно, слышал, - ответил Ксанф.
- Ах, Ксанф, неужели ты не заметил, что Ликамб, как и я, заподозрил тайну. Побегу послушаю, о чем они говорят.
- Подслушивать стыдно!
Но Филл исчез за колоннами, прежде чем Ксанф успел его задержать. Только мелькнул полотняный хитон.
- Купцы не солгали, мальчик, - сказал Ликамб, входя с Арзаком в галерею, наклонно сползавшую в толщу холма. - Мне открыты целебные свойства трав, я знаю действие соков, которыми плачут деревья. Снотворный настой, о котором ты говоришь, способен свалить даже быка. Это сильное средство, и прежде, чем дать тебе хотя бы каплю, я должен знать, что она не послужит во вред. Здесь мы одни, и ты скажешь мне правду.
Арзак не был уверен в том, что они одни. Ему слышался шорох, он косился по сторонам, стараясь понять, откуда доносятся звуки, но взгляд упирался в глухие каменные стены.
- Ты молчишь, чужеземец?
- Я боюсь утомить тебя длинным рассказом.
- Не беспокойся, я привык выслушивать истории целой жизни. Больные рассказывают их каждый день.
- Мне было четыре года, Одатис была меньше ягненка, когда мать привязала Одатис ко мне на спину и сказала: "Спрячься в овраге". Я так и сделал. Одатис плакала, потом затихла. Потом мы с ней очутились у Старика. Старик сказал, что был бой из-за пастбищ и что все люди нашего кочевья убиты, мать тоже.
- Старик приходится тебе дедом?
- Нет, он сам по себе. Его зовут "Стариком" из-за боязни накликать беду, по-настоящему его имя - Гнур.
Суеверия есть и у греков. Например, считается дурной приметой сидеть нога на ногу, скорее это должно назвать дурной манерой. Но скажи, почему твои соплеменники боятся Гнура?
- Из-за его мастерства, они думают, что в кузнечной работе Старику помогают духи земли и луна.
- Это Гнур сделал те замечательные браслеты?
- Да, только они не замечательные, они принесли беду.
Арзак настороженно посмотрел на Ликамба и замолчал. Ему снова послышался шорох, теперь совсем близко.
- Как случилась беда, мой мальчик?
- Из царского стойбища приехали пять дружинников за нетупеющим акинаком. С ними приехала царская жена. Она сказала: "Старик, сделай мне три золотых браслета на манер эллинских, каких не было ни у одной из жен". Старик сказал: "Сделаю". Потом царская жена услышала, как поет Одатис, и спросила: "Это твоя внучка?" Старик промолчал. Тогда она спросила Одатис: "Ты любишь петь?" - "Очень-очень-очень", - ответила Одатис. "Поедем со мной в царское стойбище". - "Нет", - сказал Старик. Но царская жена кивнула дружинникам. Один из них схватил Одатис и ускакал, четверо других выхватили кинжалы. "Нет", - повторял Старик. Он сделался белым, словно вся кровь ушла под землю. - "Ни одного акинака больше не будет". - "Зря беспокоишься, - сказала царская жена и повела глазами, - твоей внучке будет хорошо. Пусть повеселит меня песнями, а в следующую луну я приеду за браслетами и привезу тебе девчонку живой и невредимой". Так она сказала, и все ускакали. Пес Лохмат убежал еще раньше за конем, который помчал Одатис.
