Но ложка дёгтя неожиданно примешалась к этой медовой буре. Вспомнил Андрей, от кого слышал, что архитектура — высшее из искусств.
…Не так давно вечером вдруг раздался звонок в дверь. Андрей открыл. Седой дядьке в рваном плаще стоял на пороге.
— Отец дома? — хрипло спросил дядька.
— Нет, но он… скоро придёт. А вы?..
— Я к нему! — Дядька шагнул в прихожую, плюхнулся на стул.
Андрей разглядел измождённое красное лицо в прожилках, трясущиеся руки. Он закурил, с трудом поймав папиросой прыгающий на спичке огонёк. Намокшие ботинки оставили на чистом паркете следы. От дядьки веяло чем-то таким… Именно так, казалось Андрею, и должны пахнуть беда, отчаяние, бесприютность, несостоявшаяся жизнь.
— Вы… по какому-нибудь архитектурному делу или?..
— Конечно, и только по архитектурному! — заявил дядька. — Хотя… — подмигнул Андрею, — отчасти и по «или».
В тепле, в уютной тишине он заметно повеселел, Чувствовалось, он провёл на улице не один час.
— Так, значит, вы архитектор? — спросил Андрей.
— Архитектор? — Глаза у дядьки вспыхнули, и Андрей увидел другого человека, каким дядька когда-то, наверное, был и тенью которого являлся теперь. — Да, я архитектор!
Утверждение это на миг вернуло дядьку к жизни, он поднялся со стула, выпрямился, даже как будто ростом сделался выше. Жестом, исполненным благородства, откинул волосы со лба, оглядел горящими глазами прихожую. Андрей понял: дядька уже не видит ни его, ни прихожей, а находится в ином, созданном больным воображением мире. Жгучее любопытство овладело Андреем. «Значит, ещё вот каким может быть конец…» — подумал он.
— Архитектура! — воскликнул дядька и поднял руку вверх, как бы приветствуя невидимых слушателей. — Родоначальница искусств, не только вызывающая к жизни живопись и скульптуру, но и облагораживающая повседневную жизнь человека, обрамляющая её, как драгоценная оправа! Как и всему в мире, рождению архитектуры предшествует идея. Какая-нибудь священная поляна, где стоят идолы, появляется, естественно, раньше, чем мечети или соборы. Идея дома, то есть необходимость укрыться от холода и дождя, является человеку прежде, нежели мысль разделить этот дом на различные помещения и каким-то образом их украсить…
Дядька откашлялся. Голос — видимо, от долгого молчания, предшествующего этой тираде, — ему не подчинялся. Дядька то вскрикивал петухом, то басил, как протодьякон.
Андрею показалось, он присутствует на лекции, только… в сумасшедшем доме!
