— Пойдем босиком! — говорит Наденька.
Я снимаю свои синие спортивные тапочки на резине, и колени подгибаются от колких лишайников, от касания сухой травы. Я останавливаюсь и смеюсь над собой.
— Отвык! — кричит она. — Отвык от леса1
— Ничего, сейчас пойдем… сейчас.
Я выбираю ровные, гладкие места, стараясь попадать ногами на сосновые твердые и надежные корни, подгибаю ступнями траву для мягкости, колени распрямляются, и я иду за Наденькой, не отставая! Теперь я чувствую, какой здесь чистый, даже резкий воздух, настоянный на смоле, на сосновых иглах, пронизанный светом, лучами, отраженными от теплых стволов, от нагретых голубых крон, от реки… Река!
…Мне снился красный закат над Клязьмой, тополиный пух, летевший, казалось, не по воле ветра, а по воле лучей, пронзавших лес. Я ловил его ладонями и вдруг нечаянно набрел на такое место, где он белел, точно сугроб. Там сизые корни сосны жадно держали землю, и меж их лапищ — легчайший тополиный пух, целая гора!
Как плясало солнце, когда я бежал по лесу! Сбоку оно показывалось между стволами алым слепящим огнем, золотым шаром; полшага — и его уже нет; еще прыжок — и оно слепит снова. И так беги по сосновому бору хоть до самого его края, беги и кричи. Войново — так называется это место, куда мы поехали раз с матерью к знакомым. Сюда перебрались Наденька с матерью после смерти бабки Василисы. Там, на песчаном берегу Клязьмы, я ловил на удочку плотву. В полдень, искупавшись, мы с мальчишками и Наденькой сидели у воды, смотрели на быстрое течение, на то, как трепетно, мягко шевелится под водой трава, бросали хлебные крохи пескарям, шустро сновавшим у самого уреза воды. Светились глаза ее…
Мне снилась гроза в лесу, которая застала нас. Во сне я видел, как били тяжелые капли по песку, оставляя маленькие лунки, похожие на лунные кратеры.
Память моя выделывала странные штуки: оказывается, я помнил почти все, что когда-либо читал.
— У тебя хорошая память, — сказал однажды капитан.
— Нет. У меня память абсолютная.
— Да? Тогда тебя нужно чаще отправлять в разведку.
— Кого здесь разведывать? Четыре десятка фашистов и ржавый броневик. Мы ж не на фронте.
— Он от нас не уйдет. Расскажи-ка лучше, как в армию попал.
— Уже спрашивал, капитан, когда из окружения выходили. Доброволец я.
— Помню, помню. А дальше?
— Дальше — военкомат и Вязьма.
— Сразу отправили?
— Сразу. После того как военкома уломал. Стариков знает…
— Тебе что же, восемнадцати не исполнилось?
