Реакция была мгновенной: один развернулся и ловким ударом ноги выбил автомат из моих рук. Я выхватил штык-нож, но второй прикладом ударил мне в лицо. Я упал, и потерял сознание, что было дальше мне рассказал потом Кузя.
Спецназовец хотел было еще раз приложиться прикладом, но из подъезда на шум выскочили наши. Спецназовцы сообразили, что пора уносить ноги, побежали. Но шестеро мотострелков быстро догнали их и сбили с ног. Вв-шники, хорошо владевшие приемами рукопашного боя, сумели подняться и стали отбиваться. Но силы были не равны — обоих уложили опять и стали пинать. И, наверное, забили бы до смерти, если бы не подоспел капитан Колосков. Он подбежал к озверевшим мотострелкам и дал очередь из автомата в воздух. Солдаты остановились.
— Хватит пинать ублюдков, — приказал капитан, — всем вернуться на посты!
Бойцы нехотя повиновались.
— А вы бегом отсюда на хуй — обратился капитан к избитым.
Спецназовцы медленно поднялись из грязи и ушли нетвердой походкой. Колосков подождал, пока они скроются, и вернулся в дом.
Солдаты ждали его в баррикаде. Все ждали, что командир будет на них кричать и бить. Но Колосков спокойно сказал:
— Ничего мужики бывает, приведите его в чувство.
Солдаты разошлись, остались Леха и Кузя.
— Вот суки весь ебальник разворотили!
— Ничего лишь бы кости целы были.
Из подъезда вынесли чайник с водой:
— Пацаны возьмите, может, очухается.
Кузя взял чайник, оторвал у себя подворотничок и, смочив его водой, осторожно стал смывать кровь с моего лица.
Я открыл глаза, меня подняли и подвели к костру, разведенный во дворе.
Сел на табурет и уставился на огонь. Все тело болело, лицо опухло, в сломанном носу булькало, грудь как будто стянули железными обручами. Где то вдалеке протрещала очередь.
Умирали пацаны страшно,
Умирали пацаны просто,
И не каждый был снаружи прекрасен,
И не все были высокого роста…
Ю. Шевчук.
— Подъем! — я вскочил, машинально схватив автомат, и принялся натягивать сапоги.
В комнате стоял грохот Леха стоял у окна и стрелял из автомата. Мы вместе с Куловым выскочили в соседнюю комнату и подбежали к окну. На улице не было не видно ничего: темно-синее небо и чернота, и в этой темноте вспыхивали огоньки, из которых в дом летели трассеры. Наши в ответ по огонькам вели беспорядочный огонь.
Я откинул приклад автомата и открыл стрельбу с плеча, стараясь целиться по вспышкам. Голова ничего не соображала, как машина: руки стреляли, отстегивали магазин, пристегивали другой и снова стреляли. Кулов, у второго окна, делал то же самое. Как только мы начали огонь, как по нашему — четвертому этажу откуда-то ударил пулемет. Зазвенели осколки стекол, пули зацокали по стене комнаты. Я тут же пригнулся, Кулов тоже присел и стал набивать патронами освободившиеся рожки. Сердце бешено, заколотилось в груди, как только послышались щелчки пуль о штукатурку.
