– Вы еще ничего не сказали, Кэссиди. Что вы об этом думаете?
– Сколько вы платите?
– Пятнадцать долларов в неделю. Комнату, стол и прочие расходы мы тоже оплачиваем. Вам придется подавать еженедельные отчеты о расходах и заполнять рапорты.
Джонсон предлагал ему невозможное.
– Оставим это. Такая работа не по мне.
Бойд Джонсон поднялся и подошел к Лейну, который отвел глаза.
– Слушайте, Кэссиди, я знаю, почему вы упрямитесь. Я знаю, что вы не умеете ни читать, ни писать, но мы намерены вам с этим помочь.
– Откуда вы это знаете?
– Сынок, не надо на меня злиться. Я же сказал, что мы наблюдаем за тобой уже некоторое время. Мы знаем о тебе все, что можно знать. На самом деле, держу пари, что мы знаем о тебе больше, чем ты сам о себе знаешь. Ты практически неграмотен, когда тебе нужны деньги, ты кого-нибудь обыгрываешь, а пьешь ты только в том случае, если тебе это нужно для дела. Твой дядя отсидел девять лет в территориальной тюрьме в Вайоминге в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов как соучастник нескольких ограблений в трех штатах. Твоя мать умерла, когда тебе было пять лет, и мы полагаем, что твой дядя надеялся выследить ее убийц и был пойман, когда пустился на поиски, потому что связался не с теми людьми.
– Есть ли что-нибудь, чего вы не знаете обо мне? – спросил Лейн, пораженный тем, как эти Пинкертоны сумели все разузнать о нем так, без его ведома.
– Честное слово, я не понимаю, почему бы тебе не согласиться на это предложение.
Они долго разговаривали в ту ночь. Лейн задавал все новые и новые вопросы, а Бойд Джонсон терпеливо отвечал. К тому времени, когда этот представитель сыскного агентства вышел из его комнаты, Лейн почти убедился в том, что его предложение стоит принять. Три дня спустя он связался с сыщиком через его агента, работавшего телеграфистом в Альбукерке, и в тот же самый день сел на поезд, идущий в Денвер.
Так началась его новая жизнь. Он, разумеется, и не подозревал, что через шесть с лишним лет будет вспоминать об этом на сеновале в Ласт Чансе, пытаясь отогнать призраки прошлого.
Повернувшись на бок, Лейн неудобно уперся плечом в твердый пол. Он сел и подгреб под себя большую охапку сена, пытаясь поудобней устроиться на своем импровизированном ложе.
Он закрыл глаза, надеясь, что сможет уснуть. Но вместо этого перед глазами у него появилось ясное, отчетливое видение – поразительное лицо Рейчел. Он тут же открыл глаза. Лунный свет омывал наваленное вокруг сено, и Лейн вспомнил, что в полнолуние он всегда плохо спит.
