В лесу было сумеречно, солнце проникало сюда с трудом, и стояла здесь сырость, изрядно дававшая знать о себе. Это была не морская, а особенная сырость, со своим особым запахом. Тоже из сказок, которые рассказывались зимою у очагов.
– Не очень-то приветливый лес, – проговорил Кари.
– Погоди, – сказал Тейт, – может, приветит еще. Надо набраться терпения, как во всяком деле.
И вот они вышли на лужайку – такую зеленую, какая бывает только в мае. Вместо очага посредине пел свою тихую песню прозрачный родничок. Тоненькая струйка утекала куда-то влево, в кустарники. Вместо стен плотным строем стояли огромные деревья, а кровлю заменяло еще голубое небо. Здесь было светло и тепло, сырости не было и в помине.
Кари аж рот разинул от удивления. В один миг он оказался в царстве света и тепла, в царстве жизни – яркой, притягательной, чарующей. Возле родника – там, где он выбился из-под земли, пузырясь и играя мелким песком, – был положен кем-то огромный камень. Словно бы нарочно. На нем можно было и посидеть, и полежать. Но кто принес сюда эту глыбу? Какая для этого потребовалась сила?
Скальд прекрасно понимал состояние Кари: трудно было спокойно перенести резкую перемену: от мрачной жизни с кровью и смертью – к сказочному миру, от сумерек и сырости – к свету и теплу.
Тейт сел на камень и усадил рядом с собою Кари. Он сказал ему:
– Вот маленькое небесное око. – И указал на родничок.
Кари невольно посмотрел на небо, а потом на воду и сравнил их: они были одного цвета.
– Вот истинная жизнь, – сказал Тейт. – Здесь рождается краса – начало всего сущего. Из глубин земли вырывается живительная струйка, и нет силы, которая замутила бы ее.
– А те? – Кари кивнул на лес, в ту сторону, откуда пришли, в сторону, где только что бились насмерть Фроди с Ульвом и их братья.
– Да, – задумчиво произнес Тейт, – они способны на многое. Но ты обязан знать: этот родник сильней. Он могущественнее их, ибо бессмертен. – И озлобляясь все больше! – Ты видел, как издыхал этот задира в потоке воды? Ведь он других топил вот таким образом. А теперь – сам. Нет у меня к нему жалости, и к братьям его, и к Фроди! Совсем нет! Они умеют пронзить грудь более слабому, но, к счастью, им никогда не остановить это светлое течение.
Скальд зачерпнул воды и пригубил ее.
– Вкусна? – спросил Кари.
– Как мед! – ответил восхищенный скальд.
Тогда и Кари испил воды и чуть не задохнулся: она была холодная-холодная. Отдышавшись, как после ожога, он почувствовал истинный вкус: да, это был сущий мед!
