Морской Лис наблюдал за приготовлениями Кешера и его слуги, спрятавшись в маленькой, пропахшей рыбой пристройке, которую кухарь Титус в благополучные времена использовал как коптильню. Из своего укрытия он увидел, как матросы подняли лодку и осторожно завели ее за борт триеры, так, что она оказалась на одном уровне с палубой.
Затем на корму прошествовал, покачиваясь, капитан Цаддак, еще более важный и нетрезвый, чем обычно.
— Да пребудет с вами покровительство богов, мастер Кешер, — торжественно произнес он и широко расставил руки, собираясь обнять молодого человека на прощание. Тот с удивлением посмотрел на капитана и, отстранившись, перепрыгнул через борт в лодку, где, вцепившись в драгоценный мешок, уже сидел Ори.
— Благодарю, капитан, — церемонно произнес он. — И вам желаю того же, особенно если вы все-таки решитесь пойти к этим вашим Поющим Змеям. А если не решитесь, желаю вам терпения, чтобы дождаться Ночи Двух Лун… — Он подергал уходивший к рее носовой канат и махнул рукой замершим в ожидании матросам. — Опускайте, да смотрите, поосторожнее. От болтанки у меня голова кружится.
Цаддак на мгновение замер, затем хлопнул ладонями по коленям и расхохотался. Матросы тоже заулыбались, правда, словно через силу. Потом начали понемногу травить канаты, опуская лодку на воду.
Когда голова Кешера скрылась за резным бортиком триеры, кормчий выбрался из своего укрытия и не торопясь подошел к Цаддаку.
— Слава Хэмазу, — сказал он негромко. — До смерти надоела эта вонь…
— Ты несправедлив, приятель, — также вполголоса заметил капитан. — Мастер Кешер душится не хуже дорогой куртизанки с улицы Розовых Лепестков.
В десяти локтях внизу лодка осторожно коснулась днищем воды и заплясала на волнах. Ловкий, как обезьяна, Ори сразу же принялся отвязывать носовой конец, балансируя на одной ноге.
— Я не об этом хлыще, — покачал головой Морской Лис. — Хотя мне и не по нраву, когда мужчина притирается миррой и мускусом, в самих этих запахах ничего неприятного нет. Ты знаешь, о чем я, Цадда-малыш.
— О, перестань, — сморщился капитан, не любивший, когда его так называли. — Никак не выбросишь из головы свои бредни? Оглянись вокруг — сейчас день, и тебе полагается быть нормальным…
— Считаешь меня сумасшедшим? — разозлился кормчий. — А между тем я не такой безумец, как ты. Тебе орихалк заслоняет весь мир, вот ты и не видишь, что делается у тебя под носом… А у меня просто нюх на мертвечину!
Он сплюнул на палубу, бросил гневный взгляд на матросов, с интересом прислушивавшихся к их разговору, и, круто развернувшись, зашагал прочь.
