В кругу друзей, или Повесть о тихом ужасе | страница 9



Медленно, но верно закрутились колеса, и телега лейтенантской памяти проследовала до остановок под названием «Потыкин» и «Азраилова». Так, Летягин, потыкинский дружок, грязнуля и хам, вредящий соседке миленькой пампушке Азраиловой…

— А чем был вызван ваш визит к Потыкину десятого сентября накануне его смерти? Неурегулированными денежными спорами? Поссорились ли вы в тот вечер?

Летягин испугался. Он пугался, пугался и вдруг понял, что пугаться дальше некуда. Страшно захотелось, чтобы боров лейтенант лежал полуживой тушей, как привидевшийся в витрине телец.

— Вы очень тонко ведете следствие, — внезапно заявил Летягин. — Это у вас, конечно, прирожденное. Как жаль, что ничего уголовного я не содеял и не могу дать проявиться вашему таланту в полной мере…

Летягин говорил и удивлялся: откуда в нем способности к лести и вранью? Порой он не находил новых фраз и повторял старые, но лейтенант только кивал, а потом и кивать перестал, а клюнул носом и замер. Летягин уже растерялся, гипнотический дар и поэзия заклинаний никогда не числились за ним, скорее, наоборот.

«Учтите, товарищ лейтенант угомонился ненадолго, но если сейчас немедленно сотворить, что велит ваша совесть, то он станет тихий и послушный на срок до трех недель, — сказал издалека, а может, изнутри, очень резонный голос. — А вокруг-то никого. Отличный момент».

«Цапай мента, цапай, пока не поздно», — возник еще один собеседник, весьма истеричный и злой.

«Кто вы такие?» — простодушно спросил Летягин.

«Мы и есть твоя совесть», — слаженным дуэтом ответили голоса.

Летягин всполошился — психзаболевание стремительно прогрессировало.

«Ты вооружен, ты отлично вооружен», — не отвязывался резонный голос.

А Летягина будто подхватила волна, покачала на себе, потом что-то полезло из челюстей, а язык вдруг стал пухнуть. Он ткнул пальцем себе в рот и чуть не оцарапался — длинные тонкие клыки уже оснастили его жевательно-кусательный аппарат. Опустив глаза, Летягин увидел, что его язык не только свисает ниже подбородка, но еще и заострился.

Страшное ночное видение переходило в разряд реальностей.

«Чудовищем быть грешно — лучше в тюрьму», — лихорадочно прикинул вспотевший Летягин.

«Может, лучше чудовищем — не накладно ведь. А там и до чудотворца один шаг. В тюрягу пусть другие топают, — сказал злой голос. — Однако ты опоздал…»

И действительно — лейтенант уже приходил в себя.

— Что это у вас там? — запинаясь и теряя пивной румянец, прошептал Батищев. — Да… подождите в коридоре…